– Угу. Порассказали мне, как ты четырьмя выстрелами троих лихих свалила.
– То я со страху.
– Х-ха! Мне таких трусих с сотню – и никаких полков не надо, любого ворога под корень изведу.
– Так что ты решил? – прижимаясь к спине мужа и положив подбородок на плечо, вкрадчивым голоском поинтересовалась Лиза.
– Да делай как знаешь. В конце концов, действительно, десяток в твое подчинение передан. Тебе и с братом разбираться.
– Спасибо, милый. На обед тебя ждать иль опять куда-то ускачешь?
– Пообедаю. А потом поеду глянуть, как там идет строительство городской стены.
– Я тебя жду, – игриво проворковала Лиза и поплыла к двери.
Н-да. Разобрались, нечего сказать. Всю дорогу Иван, как и де Вержи, надеялся на то, что все образуется и к их прибытию в столицу надобность в аресте уже отпадет. Не тут-то было. Отправленный к Ирине Васильевне гонец вернулся с отрицательным ответом. Карпова снова заковали в цепи, а парней взяли под караул.
Часов шесть назад, когда только начало темнеть, они въехали в Москву и прямиком проследовали в городской острог. Пусть парней и не заковывали в цепи, но и по домам не распустили. Посадили под замок в одном с ним подземелье. То есть сыром, холодном и вонючем. Вот такая благодарность за службу ратную и верную. А ведь успели послужить, чего уж там.
Н-да, сырое подземелье – это еще мягко сказано. Вонь гниющей соломы и плоти, сдобренная смрадом человеческих испражнений. В кромешной тьме, на ощупь, Ивану едва удалось найти более или менее сухой уголок, да и то стены оставались сырыми и мерзкими, покрытыми плесенью, также вносящей свой вклад в общее амбре. Все же в подземелье дворца Хованских было не в пример суше, чем в застенках царского острога.
Ни его самого, ни парней еще не допрашивали. Однако ничего хорошего от будущего Иван уже не ждал. Клял себя последними словами за то, что не бежал в пути. Возможностей для этого было более чем достаточно. Но…
Все надеялся на лучший исход. К тому же и обвинить его не в чем, и сама великая княгиня вступилась, пойдя с пояснениями к племяннику. Подумаешь, Николай сразу не стал ее слушать. Выслушал бы после. Благо время есть. Пока отряд доберется до Керчи, пока вернется обратно. Эвон уже и февраль месяц. Да только бесполезно.
Ну что же, коль скоро так, то остается одно. Напасть на охранников и если не вырваться, то хотя бы вынудить их убить его. На дыбу не хотелось категорически. А не случится сбежать от пыток таким путем, тогда петля. Оно, конечно, самоубийство – грех смертный. Ну да одним больше, одним меньше. Сомнительно, чтобы мучения в пыточной зачлись ему как искупление. Опять же, сломают его, и оговорит он невинных. А это тоже грех. Словом, куда ни кинь, всюду клин.