– Мне кажется, ты должен знать. Мы с ней вместе, только потому что того желает она.
– И отчего я это должен знать? – неудачно попытавшись изобразить ухмылку, вновь вопросил де Вержи.
– Не нужно игр, господин полковник. Я, может, и молод, но взгляд влюбленного человека все же рассмотреть могу. Да ты сам погляди на себя в зеркало и сразу поймешь, насколько тебе безразлично, с кем княгиня. Словом, не соперник я тебе. Сумеешь завоевать ее – будешь счастлив. И потом, пусть я ее не люблю, но от чистого сердца желаю ей счастья. Она по-настоящему удивительная женщина и достойна того, чтобы рядом находился мужчина, любящий ее целиком и без остатка. Да она этого и ищет, потому как с мужем покойным была искренне счастлива.
– Хочешь сказать, ее поддержка и покровительство тебе не надобны? – с явственным сарказмом произнес Гастон.
– Надобны. Но тут дело такое. Словом, полюбил я. Дышать спокойно не могу. Но ни подойти, ни тем более посвататься мне нельзя. И родители все кручинятся, внуков хотят на руки взять. У нас с Ириной Васильевной вроде как уговор, что коли решу жениться, то буду совершенно волен. Но ты ведь понимаешь, что эти слова женщины ничего не стоят. Коли был бы я простой игрушкой, то попросил бы позволения и получил бы его. Но Хованская меня любит, вот в чем беда.
– Отчего же беда?
– Оттого, что она меня пока любит. – Иван сделал на этом ударение. – А я полюбил всем сердцем, другую. Но только и могу, что со стороны вздыхать, чтобы не угодить в немилость той, кто, почитай, второй у трона стоит.
Иван врал. Врал самозабвенно, сам веря в свою ложь, даже представив себе ту, в кого он якобы влюбился. Савицкая Настенька, девушка восемнадцати лет, обладательница весьма приятной наружности и прямо-таки бархатного голоска. Ага. Так куда легче изображать влюбленного. И де Вержи ситуация должна быть очень даже понятной.
– Выходит, Иван, ты хочешь освободиться с моей помощью, да еще и ни с кем не поссориться?
– Понимай как знаешь, господин полковник, – пожал плечами Карпов.
– А как мне еще тебя понимать? Непонятно только, отчего ты вдруг решил, что я стану тебе помогать.
– Не мне, господин де Вержи, а себе. Разницу узри. Я тебе только раскрыл, как оно обстоит на самом деле, а уж дальше ты сам.
– И ты уверен, что я стану поступать так, как тебе нужно?
– Не мне, – качнув головой, вновь повторил Иван.
Француз смерил его долгим взглядом, потом глубоко вздохнул и, поднявшись со стула, прошелся по кабинету. Взял со стола трубку, закурил. После третьей затяжки подошел к окну и распахнул форточку, оттуда тут же повеяло прохладой. Оно вроде и солнышко светит, но сторона несолнечная, а в тени нынче прохладно. Не так, как весной, когда несет стылостью, но и не тепло.