— А ведь княжна дело говорит! — привстал со своей лежанки Газда. — Подумай, брат москаль, будет ли у нас другой случай выбраться из сего склепа?
— Подумал! — хмуро усмехнулся Бутурлин. — а ты подумай вот о чем: даже если Воевода согласится выпустить нас из крепости, что он помыслит о нас тогда? Он уверится в том, что мы оба — тати, подло воспользовавшиеся доверчивостью молодой княжны.
Да и нам такой поступок чести не добудет. Он к лицу душегубу Волкичу, но не посланнику Великого Московского Князя или вольному человеку вроде тебя!
— Значит, ты отказываешься от моей помощи? — упавшим голосом спросила его Эвелина.
— Я не могу принять ее от тебя, — мягко ответил, Дмитрий, — ты мне слишком дорога, чтобы я приставил нож к твоему горлу и заслонялся тобой, яко щитом, от стрел…
Губы девушки дрогнули, на глаза навернулись слезы.
— Я дойду до Короля, я расскажу ему о твоей невиновности, о том, как ты спас мне жизнь на заставе… — она смолкла на миг, чтобы не разрыдаться, — я нынче же попрошу дядю отправить меня в Краков. Когда Государь узнает правду, он…
Лязг отпираемых засовов не дал ей договорить. Дубовая дверь распахнулась, и в проеме показались хмурые лица латников, освещенные факельным светом. Воевода разрешил княжне лишь краткое свидание, и, исполняя его волю, жолнежи спешили прервать ее встречу с московитом.
— Не знаю, суждено ли нам еще свидеться, — произнесла она, словно прощаясь с Бутурлиным, — но знай: в моем сердце живешь только ты, и мне иного не надо!
Сказав это, она стремительно отвернулась от него и скрылась в багровом сумраке, оставив Дмитрия наедине с новыми раздумьями.
Волкич выжил, и впрямь, чудом. Смуглый бородач Ворона, спасенный им когда-то от петли, вернул боярину долг, вправив выбитые шейные позвонки и туго перевязав глубокую рану на затылке.
За свои сорок лет жизни он успел побывать конокрадом, знахарем и солдатом, и его опыт не раз выручал в беде боярина и его отряд.
Не оплошал Ворона и в этот раз. Ему удалось не только спасти жизнь Волкича, но и отыскать место, где остатки разбойного войска во главе с раненым предводителем могли бы укрыться от гнева Воеводы.
Деревенька бортников, притаившаяся в глубине Старого Бора, как нельзя лучше подошла им в качестве убежища. Окруженная болотами и чащобой, она была труднодоступна для самборской стражи и летней порой, зимой же, в мороз, конные разъезды сюда наведывались вовсе редко.
На руку беглым жолнежам была и погода. Бушевавшая три ночи метель замела все следы, по которым можно было проследить путь разбойничьей шайки до селения медоборов.