- И можно взглянуть?
Илья Петрович почти испуганно отстранился. Но потом все-таки отвернул зеленую ткань.
Девушка в развевающемся на ветру легком платье, казалось, была готова взлететь - так порывисто рванулась она вперед, так пристально вглядывалась куда-то вниз и вдаль прищуренными глазами.
Валентин не сразу заметил, что лишь девичье лицо выписано четко и смело, а фигура и платье намечены скупыми и едва заметными штрихами. Но именно поэтому портрет передавал тоску, смятение, тревогу отцовской души, и, казалось, нельзя тут ничего нельзя прибавить, ни одного штришка…
А в гостиной стал сгущаться сумрак, хотя на улице был день.
- Погоди, Саня! - крикнула Клавдия Михайловна. - Не надо затемнения!
- Не мешай ему, Клава, - попросил Илья Петрович.
Было слышно, как он завертывал в темноте портрет.
- Я пойду первый… - это опять произнес Илья Петрович.
Клавдия Михайловна с Валентином молча двинулись следом за ним. Сознавали: сейчас не надо слов. Сейчас вправе говорить только Илья Петрович. И он действительно предупреждал:
- Осторожно, поворот… Сейчас - лестница…
Яркий дневной свет резанул глаза. Лицо обдало холодом. Валентин почувствовал, что костюм на нем становится вроде бы толще. Особенно заметно изменились, перчатки. Не утратив мягкости, они стали плотными, словно сработанными из кожи. Селянину вспомнились дети, гуляющие в тоненьких костюмчиках при двадцатиградусном морозе. Ткань, видимо, способна менять свою теплопроводность в зависимости от наружной температуры.
Помещение, в котором оказались все трое, напоминало застекленную беседку. Здесь стояла зеленая машина, точь-в-точь как те, которые Валентин принял когда-то за вурдалаков, глотающих детей. Но сейчас машина выглядела мирной и уютной, быть может, потому, что в ней ужа домовито сидел Саня. Илья Петрович занял кресло рядом, бережно положив портрет на колени.
Когда уселись и остальные, вход автоматически закрылся. Вверху что-то негромко щелкнуло и зажужжало. Тотчас такие же звуки донеслись и снизу. Потом жужжание перешло в тонюсенький писк и перестало быть слышным. Машина качнулась, подпрыгнула и двинулась вперед. Стеклянная стена словно испарилась.
Клавдия Михайловна поочередно нажала три кнопки на панели рядом со своим креслом и больше не интересовалась, где и как летит «стрекоза».
А Валентин с любопытством оглядел салон. Расставленные полукругом кресла, стол перед ними. Светло-коричневая мягкая драпировка стен, словно живые на ощупь, ласковые подлокотники кресла. И само кресло было необычным: как бы ни менял позу Валентин, как бы ни поворачивался, оно тотчас принимало самую удобную для него форму. Уж не отзывалось ли на биотоки его мышц?