Все ее причуды, все ее отличительные особенности... Я всегда рассказывала о них, смеясь и шутя над ними.
Но это уже переходит все границы.
— Бренда, я действительно надеюсь, что вы ничего не сделали, — у меня щиплет уголки глаз. Я чувствую, как подступают слезы.
— Милая, почему ты так расстроена? Я думала, что делаю тебе услугу. Учителя теряют свои лицензии, расторгая договор. Таким образом, тебе не придется иметь дело с последствиями того, что ты ушла с работы, — говорит она. — Я всего лишь пыталась помочь.
Я в двух секундах от того, чтобы рассказать ей о кредитных картах, оформленных на мое имя, когда входит Дерек.
— Я не останусь надолго, — говорит он. — Просто хотел проявить свою поддержку и проверить, как там наш парень.
Бренда поднимается, раскрывая объятия, и обнимает моего брата.
— Я ценю то, что ты пришел, Дерек. Я уверяю, Брукс узнает о том, что ты был здесь.
Она говорит так, словно он очнется в любую минуту и жизнь вернется на круги своя.
Я молюсь Богу, чтобы он очнулся.
И надеюсь, что он сможет разговаривать, потому что ему придется очень многое объяснить.
Кроме того, я хочу свою работу обратно, прежде чем станет слишком поздно. Мне нужно вернуться на работу.
Когда Дерек уходит, Бренда указывает на стул, который раскладывается в маленькую кровать.
— Почему бы тебе не отдохнуть, дорогая? Я тебя разбужу, если будет какая-либо реакция. Я знаю, что ты ничего не хочешь пропустить, да и журналист из «Вестник Рикстон Фоллс» будет здесь утром, чтобы взять у нас интервью.
— О. Я ничего не знала об интервью. Что, если он не очнется к тому времени?
— Это обычное уточнение, — говорит она. — У Афтон очень большой интерес к истории Брукса.
Мне в это сложно поверить. Вопросы девушки были банальны и неоригинальны, и когда мы впервые встретились, она выглядела так, словно готова была помереть от скуки.
— О, хорошо, — я разворачиваю стул и делаю себе маленькую кровать. Не знаю, удастся ли мне поспать сегодня вечером, но я собираюсь попробовать.
Что-то подсказывает мне, что завтра будет длинный день.
Ройал
— Мона, открой, — я стою на крыльце и стучу по двери дома с провисшей крышей своей биологической матери. Насколько я помню, она всегда жила в этом аду, где гниют полы и не только.
Нас забрали от нее, когда я пошел в первый класс. Мисти была еще в пеленках. И достаточно иронично, когда случилось то дерьмо семь лет назад, Мона была единственной, кто оказался рядом со мной. Она пришла на суд и посещала меня в тюрьме.
Это единственная причина, почему я стою здесь, стуча в ее дверь и теряя время.