Истома сидел верхом на пулемете и камнем, обернутым тряпкой, загонял гвоздь в пулеметный ствол. Но тряпка не поглощала полностью звука, и камень, ударяясь о гвоздь, звякал.
А за спиной Истомы, закутавшись в плащ, в темной бархатной шапочке, отороченной соболем, надетой поверх белого платка, стояла Анфиса. Она держала в руке церковный многосвечник, утыканный горящими свечами.
В первый миг Косаговскому показалось, что Анфиса светит Истоме, помогая ему в работе. Но, взглянув в ее глаза, округлившиеся, с пустотой дикого ужаса в зрачках, он понял, что Анфиса перепугана встречей с Истомой и его таинственной работой.
Косаговский выдернул из кармана «Саваж» и, пригнув через пушку, навалился на плечи Истомы. Но юноша выскользнул из рук летчика и схватил лежавшую близ пулемета рогатину.
Косаговский отступил, встав на край амбразуры. А Истома пошел на него, как на медведя, выставив рогатину.
>Раттнер увидел Истому с рогаткой в руках
Анфиса дико вскрикнула.
В тот же миг что-то темное, бесформенное мелькнуло в воздухе, и на голову Истомы упал бушлат Птухи. Юноша рванулся в сторону. Но Федор, размахнувшись со злобным неистовством, ударил его по голове:
— Вот тебе, кашалот тупорылый!
Истома упал.
Послышались торопливые шаги на башенной лестнице, и над плечом Анфисы показалось встревоженное лицо Раттнера.
1
Одного взгляда было достаточно для Раттнера, чтобы понять все случившееся. Он быстро подбежал к пулемету, нагнулся и тотчас прислонился беспомощно к стене.
— Конечно! — сказал он, указывая на гвоздь, загнанный глубоко в пулеметный ствол. — Стрелять нельзя!
Истома, все еще лежавший на полу, зашевелился, встал и попытался разорвать ремень, которым Птуха стянул его руки.
— Ну-ну, не юлы — бо у нас не покуришь! — грозно прикрикнул на него Федор. И вдруг подбежал к одной из пушек, высунувшей в амбразуру длинный тонкий ствол.
— Гляньте, товарищи! — крикнул он. — Хотел заклепать «Максимку» да и утечь. От стерво!
К концу пушечного ствола была привязана тонкая, но крепкая веревка, другой конец которой касался земли Посадничьего двора.
— Но откуда эта веревка? — удивился Раттнер. — Я хорошо помню, что у него ее не было.
Птуха, высунувшийся в амбразуру, вскрикнул озлобленно и удивленно.
— Вот кто веревку Истоме вскинул! Халтурщик!
Раттнер, загородив глаза от света многосвечника, поглядев вниз, на Посадничий двор. У подножья башни стоял поп Фома и, задрав голову, всматривался напряженно в верхний ярус Смердьей.
— Сволота попивська! — рявкнул Птуха. И, схватив рогатину Истомы, метнул ее вниз, в Фому.