Вскоре старший лейтенант снова появился. На его полнощеком лице играл румянец, от висков струились ручейки пота.
— Встать! Смирно! — громко скомандовал сержант.
Но Ломакин прервал его доклад и напустился с разлета на новобранцев, учиняя допрос:
— Кто жаловался майору?! Кому это, видите ли, вчерашний кросс поперек горла встал! Мозоли, видите ли, натерли… Кто такие хлюпики? Я вас спрашиваю?!
Все помалкивали. Антонов и Ртищев не знали, куда деться от стыда. Им казалось, что гнев старшего лейтенанта обращен к ним. Да и к кому же еще — только они во взводе в «покалеченных» числились.
К счастью, Ломакин до конца допытываться не стал. Пошумел, пошумел и вывел взвод на строевую подготовку. Для Глеба и Шурки это было мукой.
— Надо, наверное, доложить взводному, какие мы, к черту, строевики, — буркнул Глебу Ртищев.
— Терпи, казак, атаманом будешь, — процедил сквозь зубы Глеб, становясь во вторую шеренгу. Тут же услышал веселый голосок Бокова, который, как всегда, влез со своим резюме:
— Это уж точно! Лучше взводному вида не показывать. Хорошо, что не выясняет, кто причина его «накачки». А узнает — спуску не даст. Это уж точно!
— Молчал бы… — вырвалось в ответ у Глеба.
— Антонов! Вы ведь не балерина, на носках ходите, — выкрикнул Ломакин после того, как подал команду «Шагом марш!» — Р-раз!.. Р-раз!.. Ле-ввой!.. Рядовой Ртищев, не тяните ногу!.. Р-раз!..
Выполнять одиночные строевые приемы на месте — куда ни шло. Антонов скрипел зубами. Про себя он думал: «Ну почему не сказать взводному, не признаться о больной ноге? Отчего предательская дрожь в коленках? Стыжусь ребят, что засмеют или осудят? Или боюсь гнева командира взвода? Но отчего тот должен обязательно гневаться?.. Нет, я сейчас выйду из строя, будь что будет», — подмывало Глеба.
И он вышел. За ним понуро потащился из строя Ртищев. Ломакин разбираться с ним не стал — это не Березняк. Только скорчил в недовольной гримасе свое красное лицо и приказал взять им метлы и «растить мозоли теперь на руках». «Слабаки!» — бросил он им вслед, и строй гоготнул в насмешке… Так и промахали Антонов и Ртищев метлами всю строевую подготовку, пыля на другой половине плаца.
После, на политзанятии, старший лейтенант не раз называл их фамилии, когда ему надо было привести пример «нерадивого отношения к службе». Глеб с Шуркой при этом поднимались (они сидели за одним столом), а Ломакин назидательно говорил остальным: дескать, смотрите на горе-солдат, из-за таких, недисциплинированных, страдает боевая готовность и бдительность. А случись война, которую могут развязать империалисты, то именно они, Антонов и Ртищев, из-за своего легкомыслия и безответственности к службе подведут весь взвод, роту, полк, а может, и все наши Вооруженные Силы. Потому что нет ничего страшнее на поле боя, чем слабые и недисциплинированные солдаты…