– Быть может, вы не понимаете, Игнат… Платонович, в чем вас обвиняют? – негромко спросил он перед тем, как Хайкина повели в полицейский «газик», на котором подследственный должен был ехать в Ржаксы в сопровождении конвоиров.
– Как не понимать? Понимаю, – нагнул шишкастую голову Хайкин.
– Вы признались в том, что убили десять человек. Десять!
– Ну убил, – согласно кивнул Хайкин. – Так что ж? Едем, что ли?
…Деревня Ржаксы оказалась большой, с двумя главными улицами, расположенными параллельно, остальные улочки и переулки расходились в стороны, словно ветви дерева с двумя стволами на концах расщеплялись, порой заканчивались захламленными тупиками, порой выбегали в поле, на простор. Одна улица именовалась Западная, другая – Восточная. На Западной улице, в самом конце и был дом Игната Хайкина, тот, что он делил пополам с семьей ныне покойного двоюродного брата. Фамилия того, кстати, тоже была Хайкин. Василий Хайкин.
Наталья Хайкина, жена убитого, перепугалась насмерть, как только полицейский «газик» и черная «Волга» подъехали к воротам дома. Она все не могла сообразить, что же такое происходит, и то и дело растерянно поглядывала на Игната.
– Так это он, что ли? – все пытала она приезжих полицейских чинов. – Васю-то моего, выходит, он убил? А мы-то всей деревней гадаем, за что Игната-то забрали? Так врет ведь окаянный! Врет! Пьяный он был в тот вечер. И Вася мой не трезвее. Сначала-то насчет забора лаялись, а потом вбили в землю два кола и ударили по рукам, помирились. Мол, так тому и быть во веки веков.
– А потом? – осторожно спросил следователь Мукаев.
– Потом… Потом за самогонкой пошли, это уж как водится. Обмыть.
– А вы?
– К соседке ушла. Не с ними ж сидеть. Дети-то, на ночь глядя, ушли, взрослые они уже. Одному семнадцать, по осени в армию заберут, другому пятнадцать. Вот и болтаются. По девкам, должно быть. Так, значит: я к соседке, а эти двое к нам на половину. Картошки жареной я им оставила. Цельную сковороду. Пришла – картошки нет. Всю ее съели, картошку-то. И огурцов соленых полбанки.
– Как же ваш муж оказался у пруда?
– Кто ж его знает? Самогонка, она такая, куда хошь приведет. Да хоть и к пруду.
– Когда вы вернулись, что увидели?
– Чего увидела? Сковородка пустая, посуда грязная, пол-литру, само собой, вылакали.
– А Игнат? Дома?
– А я к нему по ночам не хожу.
– А мужа почему не сразу хватились?
– Ну вы скажете, гражданин следователь! – хихикнула Наталья в подол фартука, которым все прикрывала рот. Он успел заметить, что зубы у Хайкиной плохие, все изъеденные чернотой, и она этого стесняется. – Делать мне больше нечего, как мужика своего искать, особливо когда он выпьет! Подумала, что выспится, протрезвеет да утром придет.