Что последует за смертями?
Лишь наполовину интересовали нас вопросы границ и вопросы материального порядка. Живя беспрерывно перед лицом смерти, мы самым острым чутьем поняли важность духовных сил. Фронт держался только потому, что на нем были души, которые верили, которые излучали веру и таяли как свечи.
Победы были завоеваны не только оружием, но и добродетелями, душевными ценностями.
Послевоенная проблема будет у всех одна.
Экономических побед будет мало. Политических реорганизаций будет мало. Нужно будет великое моральное искупление, оно смоет грязь нашего времени, вернет душам жажду свежего воздуха и безусловного, бескорыстного служения.
Национальная революция — да, социальная революция — да, европейская революция — да! Но прежде всего — революция душ, в тысячу раз более нужная, чем внешний порядок, чем внешняя справедливость, чем братство на словах.
Миру, вышедшему из бойни и ненависти войны, прежде всего будут нужны чистые сердца, верящие в свое предназначение, миссию, отдающие этому все силы, те, которым верят толпы, идущие за ними.
Наши споры вспыхивали как огонь. Маленькая керосиновая лампочка высвечивала черты лиц. Эти лица светились. Мы принесли эту зиму страданий на очищение наших мечтаний. Никогда мы не чувствовали в наших сердцах столько силы, столько ясности и легкости, вдохновения.
Раньше у нас могла быть банальная жизнь, испачканная всякими отречениями банальных необходимостей. Фронт дал нам страсть и вкус к внутренней встряске, очищению. Нам были чужды любая ненависть или порочная страсть. Мы обуздали наши тела, убили наши амбиции, очистили и напрягли наши природные способности. Сама смерть уже не страшила нас.
* * *
Снег держался долго. В Святой (Чистый) четверг он еще несколько часов падал огромными снежинками. Потом воздух смягчился.
Мы смотрели на белую степь, где черные палки подсолнухов становились все выше. На холмах появились серые проблески конца зимы. Проступала земля.
В соломе сходили с ума воробьи. Каждый день солнце припекало в долине. Потекли ручьи. Крестьяне топорами, заступами и тяпками разбивали окружавший избушки лед в тридцать-сорок сантиметров толщиной. Через несколько дней этого освобождения ото льда поселок превратился в огромную клоаку. Поля были жирные, как таявший сироп. Из одного конца деревни в другой мы могли передвигаться только верхом, далеко в обход через гребни.
Некоторые, более шустрые, настроили аквапланы; они передвигались по Благодати в шайках, запряженных мулами. От избы к избе мы положили переходные мостики, брошенные на полуметровую толщу грязи. Вода, подпитываемая тысячью ручейков, стекала с холмов настоящими реками шириной в сорок или в пятьдесят метров, образовывая гигантские водопады. Первая же повозка крестьянина, что хотела проехать, была унесена потоком; женщина, правившая лошадью, исчезла, закрученная течением. После двух недель солнца мы смогли добраться до стогов на вершине гребня. Мы весело расположились там с голыми торсами, открыв наши тела жаркой весенней жизни.