Вся Эала стелилась под ноги Мриру. Много лет назад он обосновался тут — в Звездной башне, построенной неизвестно кем в старинные времена. Спиральная лесенка вилась вдоль каменных стен, на верхних этажах располагалась жилая комната и большая библиотека, а внизу были кузня и мастерские, где старый волшебник делал шутихи и фейерверки, знаменитые во многих городах и поселках Эалы.
Мрир плотно притворил за собой дверь, зашагал по ступеням. Место уединения и раздумий о судьбах миров, башня встречала привычным покоем и сонмом знакомых запахов — трав, бумаги, пергаментных свитков, немного — пыли, немного — паутины.
Мрир поставил посох в угол, подаренную бутыль — на уложенный свитками стол. Опрокинул усталое тело в кресло, потянулся. Бросил рядом с бутылкой ломоть сыра, который незримо ехал где-то в складках серой мантии.
Придвинул тонкий стеклянный стакан, сорвал сургучную пробку. Налил, посмотрел вино на просвет. Запах его был сладок, багряный оттенок напоминал благородный отсвет рубинов.
Рубинов, застывающих в камень из капель и брызг драконьей крови.
— Я пью за величие Эалы, — медленно выговорил мудрец, покачивая стаканом: вино меняло цвет и оставляло на стекле сочные, будто маслянистые подтеки, — пью за то, чтобы она была единой и вечной навсегда! Чтобы цвел и богател этот край, радость взора Сотворителя всего Сущего, да не замрет никогда его животворное дыхание…
Он выпил, медовая сладость тронула язык — в жарких заморских краях делали отличное вино, хмель в котором не противодействовал вкусу. Виноградники росли по склонам долин, сбегающих к соленой воде.
Мрир пригубил еще.
— Меняется все, меняются миры, — продолжил он, звуки голоса тонули в окружающем воздухе, не темном, но пыльном, будто застарелом. — Эала расцветает каждую весну, но та ли она, что я помню? Те ли народы, которые я был призван направлять и поддерживать в их стремлении следовать Предначертанному Сотворителем? Меняюсь и я сам. Я не становлюсь моложе. Я помню былые дни и годы, исполненные могущества и красоты, вздохи Силы Творца — инеистых великанов и демонов с огненными бичами. Помню, как над мирами властвовали драконы; куда канули те времена? Вспоминать… страшно, ведь даже могущественные маги порой боятся. Боятся конца мира.
Маг поднялся, подошел к окну, из которого тянуло осенней прохладой, посмотрел на дальний край лесов и возвышающиеся над ним белые стены Нолдорина. Великий город был едва виден, но даже отсюда сверкал, как бесценный камень на короне гор.
— Боятся; потому что даже сильнейшие из сильных конечны. Цемра, повелительница Хаоса, к которой я столь прозорливо направил Тайтингиля, — повержена, как ни велико было ее могущество. Повержена, я чувствую это, чувствую по дыханию Эалы.