– Ага, как река, – кивает Тэй. Похоже, он удивлен. – А про Миссисипи не знал. Спасибо, просветила. Так стало быть, ты и есть таинственный захватчик. Неслабо ты тут обосновалась.
– Ты трогал мои вещи? Между прочим, это мое место.
Хотя с виду он очень даже ничего и имя у него, как название реки, все равно здесь – мое секретное убежище. От травки у меня немного кружится голова. Я возвращаю Тэю косяк, но вкус дыма мне понравился.
Тэй запрокидывает голову, затягивается и выдыхает колечки дыма. Они поднимаются вверх и долго не тают. Я смотрю на них, пока у меня не затекает шея.
– Думаю, ты убедишься, что это место было мое, прежде чем стало твоим, – произносит Тэй, когда колечки рассеиваются. – Просто меня тут давно не было.
– Правда? А где же ты был?
– Не здесь, и все.
– Ну, значит, здесь ты не был год, как минимум, – откликаюсь я.
Когда я впервые оказалась здесь, я не нашла никаких признаков того, что тут раньше кто-то бывал.
– Больше пяти лет. Я уехал, когда мне было двенадцать.
Пять лет. Тюрьма. Можно не сомневаться. Интересно, что он натворил? Правда, двенадцать лет – это слишком рано, чтобы угодить в тюрьму. Может быть, это было что-то вроде интерната? Вот это было бы лучше, потому что тогда, скорее всего, он ничего не слышал про Эдди.
– Честно говоря, – говорит Тэй, – я думал, что в мое убежище забрался малыш. – Он показывает мне фантик от конфеты.
– Я здесь не только конфеты храню, – возражаю я и показываю на пачку сигарет «В&Н» на полу у нас под ногами.
Почему-то Тэя эти мои слова, похоже, развеселили.
– В конфетах ничего плохого нет, – говорит он и бросает фантик себе за спину. – Так ты ходишь в школу в Форт-роузе?
– Ага, только я ее ненавижу. Там такие девчонки есть, они просто жутко ко мне относятся.
– И я школу терпеть не мог. И ко мне девчонки жутко относились, вот я и бросил ее, – говорит Тэй, смеясь. – Теперь я хожу в школу жизни.
– А школа смерти есть?
Тэй наклоняется вперед и усмехается, глядя на меня. Его длинные ресницы трепещут, и из-за этого угловатое лицо немного смягчается. Зубы у него ослепительно-белые, а губы гладкие. Жаль, что я не могу подкраситься помадой.
– Школа смерти? Чтобы там научиться умирать?
Похоже, эта мысль кажется Тэю интересной. Только бы он не заметил, как у меня покраснели щеки.
– Может быть, – бормочу я, пытаясь придумать, что бы еще сказать.
– А ты очень прикольная.
Какое-то время мы сидим молча и курим. Я исподволь слежу за тем, как Тэй подносит косяк к губам и опускает руку к полу, как он скрещивает, а потом вытягивает ноги, как вертит в пальцах растрепавшийся кончик шнурка. Он рассказывает мне, что когда-то обежал весь Черный остров за день и на него напали собаки какого-то фермера. А я ему рассказываю, как однажды спряталась в павильоне автобусной остановки во время школьного кросса, отсиделась там, а к толпе бегунов присоединилась только на последнем рывке. Тэй хвалит меня за находчивость, но советует все же упражняться в беге – на тот случай, если за мной погонятся собаки с какой-нибудь фермы. Я ему говорю, что собак не боюсь. А чего боюсь – не рассказываю. Когда косяк докурен, Тэй говорит, что ему пора.