– Прости, отче, но мыслю, зря ты с людьми княжескими повздорил, когда мы в Киев ходили, так беду накликать недолго, – рассудительно, незаметно для себя подлаживаясь под манеру и голос старого волхва, молвил его основательный ученик.
– Эх, брат Дубок, неможно уже терпеть, когда самую душу древнюю из народа принудительно изымают. Ежели все молчать будут, так и Русь вся под Визанщину ляжет! – с горечью ответил кудесник, не прекращая работы.
– Добре, что люди нас от княжеских воев защитили, стеной стали, а потом вывели с торжища задворками, иначе могли нас там и прикончить, – озабоченно продолжал Дубок, тщательно оборачивая две связки дощечек чистой холстиной и помещая их в мешок.
– Нет, сыне, они не так глупы, прилюдно казнить не станут, хоть сила у них, да всё одно народа боятся, – заметил волхв, задумчиво глядя на работу своего помощника. – Видишь, как оно всё не по-божески складывается: то хазары пришли, народ обирали и били, требуя побольше дани; то Аскольд явился с варягами и нурманами, хазар прогнал, да потом с визанцами сдружился, князя Дира убил, а народ киевский в чужую веру силком тянет. Беда, кругом беда Руси приспела, и нет силы, кому против сей беды народ собрать и направить. Я вот от варягов с Новгородчины ушёл, так они, на тебе, тут объявились, неподобства творят. Ладно бы Аскольд с дружинниками да торговцами сами крестились, то их дело, народ-то почто в веру чужинскую загонять? Кудесников византийских привёз и власть им полную дал. Оттого и не сдержался я. Потому на всякий случай письмена древние надо подальше запрятать, чтоб только мы с тобой знали.
– Большую-то часть мы вчера снесли, последняя осталась, – желая хоть чем-то ободрить учителя, молвил Дубок. – Трав бы ещё добавить, – заметил он.
– Слазай на горище над мовницей, там чернобыльник уже должен был высохнуть.
– Добре, отче, я мигом! – И потворник, подхватив суму для трав, вышел из жилища.
«А ведь как повзрослеет да в силу войдёт, то и вовсе богатырь будет», – с гордостью сам себе проговорил кудесник, глядя ему вослед и отмечая крепкую стать ученика. Мысли сами собой вернулись к той их случайной встрече, хотя Хорыга, как и любой волхв, в случайности не верил, но разумел их как знаки божеские, которые только понять надобно.
* * *
Он проходил тогда по небольшой веси и на околице узрел дерущихся мальцов лет от девяти до тринадцати. Причём бились четверо против одного, и хоть был тот один уже в кровоподтёках и ссадинах и ростом поменьше, но, утирая разбитый нос, не сдавался и не убегал прочь. Крепкий как кряж, малец упорно сопротивлялся, даже когда его гурьбой свалили наземь.