Двух дней не прошло, врачевательница Людора меня к себе позвала среди ночи. Известник, прибежавший ко двору моей тети, был бледен и напуган. Сразу поняла, что дело серьезное не разговаривать зовут. Все свои травы и настойки взяла, иглы, жилы и тряпки, какие имелись, мазей намешать еще не успела, но и к ним ингредиенты прихватила.
К дому повитухи шла пешком, оттого опоздала и встретила Людору около ее дома. Видимо беда не в один дом постучалась, если бойкая Людора уже запыхалась и измучалась. Ей было за шестьдесят, такие помнят войну, видели, как в наше предгорье пришли оборотни и знают неспокойную жизнь без звероподобных. Худая, статная и уже седая, как белый снег, она смотрела на меня пристально, словно все еще не решилась принять помощь.
Но вот я стала напротив и прямо посмотрела в ее глаза. И пусть не знаю войны так, как она, но за жизнь биться умею. Женщина, оглядев меня, улыбнулась, кивнула своим мыслям и сразу к делу перешла:
- Я к роженице, живет тут через дорогу. Девчонка вторые сутки никак не разродится. Худая как щепка, а зачала от богатыря. - Кутаясь в тонкий плащ на меху, она протяжно вздохнула: - Ты едешь в дом нашего градоправителя.
- К Суро?
- А других градоправителей в Берите и нет.
Повитуха прошла к калитке, тяжело ее открыла и пропустила вперед меня:
- Не пугайся, не одна ты там будешь, у него уже трое лекарей. Но шить, как сама знаешь, не могут, предлагают тряпками стягивать.
Значит там работы на час или полтора, промыть и зашить, если дело не серьезное.
- А что случилось?
- День назад младший сын Датога Суро в пещерах прятался под городом Черхи. Что там, да как не знаю, не видела. Только сегодня мальчонку домой привезли. Лекари сказали, что ноги правой больше нет и ходить он не будет.
- Отрезали?
- Датог не позволил, ищет помощи.
Вспомнила, как то же самое дядьке моему говорили, когда он в расщелину упал. И не сбылось ничего. Захар с отцом моим к его ногам жгутами палки прикрепили, и на вытяжку к изножью зацепили. Морат полгода в постели провалялся, зверел, как оборотень, рычал не хуже рыси, за время своей неподвижности всех поубивать обещался, но встал. Коленями погоду чувствует, если в пути долго, то чуток прихрамывает, а все-таки ходит, на своих двоих ходит, а не поленом не печке лежит.
- Ты костей раздробленных не боишься? Крови, кожи?
- Куда мне бояться, не одну скотину с отцом разбирала.
- Ка-какую скотину? - удивилась она.
- Животную, человеческую только шила. Я дочь мясника и травницы.
- Вот оно как?! - женщина с облегчением выдохнула. - А я уж подумала…, ну да ладно. Дашь старшему Датогу сразу при встрече. Она передала мне послание, сложенное вчетверо и поспешила вниз по улице.