Поколение Карастояновой — самозабвенные строители своей собственной, значимой для них жизни. Они были уверены в ее ценности и в ценности своих унизительных советов. О боже.
— Моя жизнь не задалась! И вот что, я наконец решил: ухожу из Больницы! — сказал я и вздохнул.
— Я тебя не понимаю, — произнесла Карастоянова. И мне стало абсолютно ясно, что она никогда не сможет меня понять. Мы были из разных поколений.
— Мне надо кое-что написать, — сказал я и уставился в монитор. Было тяжко, но не неприятно. Я представлял себе доктора Карастоянову как скалу в сказочном море, покрытую целебными водорослями — ступишь на нее и обретешь покой.
— Ладно, пиши! — сказала она.
Я запрокинул бутылку и пил из нее, пока она не опустела. Потом, с решимостью того, кто пьет с раннего утра, достал из сумки еще одну бутылку, закурил и сел писать.
ПРИТЧА О БУДДЕ МЕНЯЮЩЕМСЯ
Устав от долгих скитаний, бескрайних постов и голодания, от тяжелых телесных испытаний и суровых ограничений, Сиддхартха Гаутама присел под смоковницей.
Задумался и понял, что находится недалеко от города Варанаси, иногда называемого Бенаресом. «Останусь тут подольше, — сказал себе Сиддхартха. — Хватит уже скитаться, я падаю от истощения. Я не получил просветления, а только измучил тело и дух. Этими испытаниями мне ничего не достичь. Насколько больше я знаю теперь, чем раньше? То, что голодать трудно и мучительно? Так это я всегда знал! Полная чушь! Говорят, мудрецом можно стать, только пройдя испытания! Это слова какого-нибудь одержимого идиота. Могу себе представить, как он сидит в прохладной комнате, объевшись сладостями, и от излишка энергии думает о самоистязании. От сладкого в нем множатся силы, и он хочет стать героем и мучеником одновременно. Хочет быть грозным и суровым, хочет совершить что-нибудь потрясающее. И от нетерпения потягивается так сильно, что хрустят суставы.
М-да. Только такие люди могут придумать эту глупость, что испытание тела и духа ведет к мудрости. М-да…»
И Сиддхартха вздохнул.
Вдруг, откуда ни возьмись, под зыбкой тенью смоковницы выросла фигурка мальчика. Ребенок встал перед Сиддхартхой и посмотрел на него. А потом нахмурился.
— Как дела? — спросил Сиддхартха.
— Ничего! — промямлил мальчик, явно ему не особо хотелось говорить.
— Как так, ничего? — слегка разозлился Сиддхартха. — Ты разве не ищешь каких-нибудь ответов?
— Чего? — удивленно протянул тонким голоском мальчик.
— Хм, — фыркнул Сиддхартха, разозлившись на себя от голодания. Даже его шутки стали скучными и глупыми. Когда человек обрекает себя на голод, он не может быть очень веселым или хотя бы смешным, — сказал себе Сиддхартха. И когда он чересчур праведен — тоже, — добавил он в уме.