— Да почему страшно-то, — захихикал я. — А ну, как я сейчас смотрю?
— Сейчас как? Как психиатр, — сказала мама и пальцем вытерла с моего лица что-то видимое только ей.
— А как смотрят психиатры, а, мам? — усмехнулся я и огляделся. Мы ехали в автобусе, и наш разговор мог быть подслушан лишь несколькими дремлющими бабульками. Но среди них не было ни одного Фрейда, чтобы проанализировать услышанное.
— Как, как… Сквозь призму психиатрии, — прыснула мама, да так, что даже слюнка показалась в уголке ее губ. И она полезла в сумку за салфеткой.
— Логично! — кивнул я.
— Ты же, наверное, и на окружающих смотришь, как на своих пациентов, — продолжила мама, предварительно напустив на себя мнимую серьезность, но готовясь снова прыснуть со смеху.
— А то! — насмешливо прорычал я.
И я на самом деле огляделся, чтобы проверить, нет ли подходящих людей, на которых бы я мог посмотреть, как на пациентов.
Напротив нас сидели две женщины. По всей вероятности, они были сестрами. И были изумительно уродливыми. Но и изумительно самодовольными. Им было за сорок, крупные, статные, с обратным прикусом, вылитые ротвейлеры или, скорее, пираньи. Выглядели очень мощными. А также высокими — с пышными, черными, как смоль, волосами, с прическами, похожими на копны шерсти, состриженные с королевского пуделя. Зато, в противовес этому, — у них на двоих было всего десять зубов. Расфуфыренные деревенские красотки. Они наверняка работали контролерами в каком-нибудь заштатном поезде или начальницами отдела кадров в трамвайном депо. Ах, эти придворные дамы Кофейка и Перекурчиков! Вместе со своими допотопными прическами а-ля Помпадур.
— Вот гляди, мамочка, — тихонько прошептал я, — эти две женщины спокойно могут сойти за одержимых какой-нибудь манией.
— Кто? — со страшной заинтересованностью приблизилась она к моему уху. Мама обладала таким живым любопытством!
— Вот эти две, напротив нас, — тихонечко прошептал я, пытаясь не шевелить губами.
— А как ты понял? По чему это заметно? — совсем тихо просвистела мама. Она оживилась и стала похожа на любопытного зверька.
— Посмотри, как они накрашены… раскрас какой… и… один очень важный… м-м-м… симптом — помада заходит за границу губ, — прошептал я прямо ей в ухо.
— А это симптом? — восхищенно расширила глаза мама. — Слушай, у меня тоже часто вылезает… Неужели и у меня мании?
— Да ладно тебе! — тихо рассмеялся я ей в ухо. — Есть, конечно, что-то слегка маниакальное, но до мании далеко…
— А еще, что еще ты у них видишь? — еще больше оживилась мама.
— Ну, что они страшные! — прошептал я, и мне стало немного не до смеха. Я издевался, а это было нехорошо. Мне вдруг пришло в голову, что подобные приколы принижают мою серьезную, трудную и, как я надеюсь, героическую профессию.