— Ладно… — Сейчас наконец наступал один из тех моментов, ради которых я существовал. Сейчас я становился врачом. Замедленные, неловкие движения слетели с меня, и я уже не был пыльным мешком, а снова стал двадцативосьмилетним быстрым, энергичным врачом. Доктором Терзийским. И передо мной стояла маленькая женщина и тряслась в испуге за своего роскошного, красивого, сумасшедшего сына, спортсмена и бандита, который явно, как Христос, вошел в реку Искыра, пытаясь ходить по воде. Но по бурой воде Искыра невозможно было ходить. Ничего священного не было в этой грязной и шумной реке. Парень мог утонуть. Если уже не утонул.
Я схватил женщину за руку выше локтя, посмотрел на нее твердо и сказал:
— Успокойся. Ничего не произошло! — И мои слова, господи, мои слова совсем не прозвучали нелепо. Я же находился тут именно для этого — успокаивать и спасать. Моя кровь кипела, и я быстро потащил женщину за собой.
— Пошли! Скажи, что потом произошло, как он вошел в реку? Он умеет плавать?
И мы побежали к «Трабанту», оставленному у ворот Больницы: я с развевающимися полами халата, и мать Дамяна, продолжавшая бряцать ключами, Я не знал, куда надо идти, но мы бежали.
— Ты что, не почувствовала, что он тебя обвел вокруг пальца?
— Он что?
— Что он врет, что он не в себе и может наломать дров. Не почувствовала?
Чтобы вот так остановиться на большом повороте бурого Искыра, в том месте, где река самая широкая, неужели эта глупая мать не догадывалась, что может зародиться в голове сумасшедшего парня? Или она все еще не осознавала, что ее сын сумасшедший? Хотя кто, — быстро шел я, кашлял и думал, — кто может осознать Безумие? Я даже встречал психиатров, которые не могли воспринять очевидную истину, что кто-то там сошел с ума, особенно если этот кто-то был им близок. Кстати, я встречал и сумасшедших психиатров. Как-то мне даже пришлось лечить молодую психиаторшу. Законченную шизофреничку.
Трудно осознать, что кто-то совсем тебе близкий сошел с ума.
Это можно сравнить со смертью, но смерть все же встречается чаще, чем сумасшествие. И если задуматься, ничего постыдного в сумасшествии нет: осознать, что самый близкий тебе человек сошел с ума, очень трудно, потому что это стыдно. Стыдно быть сумасшедшим. Так думал я, пока бежал и злился на маленькую светловолосую женщину, которая бежала рядом.
— Чего уж там, поезд ушел, — задыхаясь, выдавила из себя женщина.
— А как все произошло?
— Ну, он резко свернул к реке. Я схватила его, но он, вы же видели, он очень сильный. Потом он зашел в воду. А я заверещала. Он начал исчезать из виду. И когда его голова скрылась, я подумала все, утонул… — И женщина остановилась, согнулась и присела с жестом какого-то отчаяния, как будто ей хотелось еще раз пережить произошедшее, потому что в суматохе она не успела все осознать. — А потом, — продолжила она, — я замерла, все длилось какие-то секунды, нет, целую минуту его головы не было видно, потом она появилась — по ту сторону реки.