Красный диск закатного солнца, коснувшись синей кромки гор, рассыпал на лазурную поверхность моря яркие пучки острых лучей. Раздавалась монотонная песня цикад. Откуда-то издалека доносился тонкий голос флейты.
Раму стоял посреди двора. К нему грациозно подошла женщина, несшая на голове кувшин с молоком, и изящным движением передала кувшин старому слуге. Поклонившись и прикрыв часть лица тонким шарфом-чунари, она мягко повернулась и пошла по направлению к воротам. Щиколотки ее ног были обвиты серебряными браслетами, которые мелодично звенели в такт ее шагам.
Гита, постояв еще минуту у балюстрады, вернулась в холл. Так же, как еще недавно Зита, она подошла к большому портрету в золоченой раме.
На нее смотрели два молодых и красивых лица Рао и Лолиты — родителей куда-то исчезнувшей Зиты, и, конечно, ей даже и в голову не приходило, что это и ее родители тоже.
Однако то обстоятельство, что молодая женщина на портрете была очень похожа на нее, удивляло и тревожило Гиту.
Стоя около этого портрета, она испытывала сложное чувство радости, стыда и раскаяния. Ей радостно было видеть эти лица, она любовалась этой счастливой парой, но в то же время ей было стыдно, что она играет роль их «дочери», она раскаивалась в том, что зашла слишком далеко в этой игре, за которую рано или поздно придется платить.
Но сознание того, что она пытается искоренить зло и несправедливость, вынудившие дочь этих благородных родителей сбежать из роскошного дома, успокаивало ее, придавало ей силы.
«Родителям Зиты, может быть, и нравится, что я, пусть временно, но здесь. Я послана высшими силами, чтобы покарать зло и дать возможность восторжествовать справедливости», — мысленно успокоила себя Гита и легкой походкой поднялась наверх.
— Зита, прошу к столу! Ужин готов, — увидев Гиту, как можно ласковее сказала Каушалья.
Вся семья, кроме Индиры, уже собралась за столом, покрытым белой скатертью.
Гита подошла к столу и весело оглядела всех присутствующих.
Пепло в новой голубой футболке, гладко причесанный на пробор, сиял, поглядывая то на старшую сестру Шейлу, то на Гиту.
— Для тебя сегодня постаралась, приготовила все, что ты любишь: рис, пожалуйста, овощи, пожалуйста! Что ты хотела, все на столе есть, — угодливо рассыпалась в любезностях Каушалья и улыбалась так, что ее круглые глаза исчезали в расплывшихся щеках и на их месте образовывались две щели, поблескивающие хитростью.
— Только кушай на здоровье, только кушай! — с фальшивой интонацией в голосе хлопотала тетка, и Гита очень хорошо чувствовала это.