Рави с отцом вошли в воду и, медленно размахивая руками, поплыли по направлению к нему. Гупта нырнул им вслед.
Зита и Гита плескались у берега.
Бадринатх, стоя по колено в воде, важно и неторопливо омывал свое суховатое тело. Когда намокло его белое дхоти, он вышел на берег и присел на гладкий валун.
После приятного «омовения» все сидели на террасе второго этажа и пили кофе.
Зита, как восемнадцать лет назад ее мать, Лолита, сидела в плетеном бамбуковом кресле. Напротив сидела Гита, моргая бархатными ресницами. Ее маленькие изящные ножки с ноготками, покрытыми красным лаком, были обуты в лакированные сандалии, тонкие ремешки которых поблескивали на солнце.
Зита мерно помахивала веером из павлиньих перьев. В углу у балюстрады сидел Рака. Его могучие плечи были обтянуты белой хлопчатобумажной рубашкой с короткими рукавами. Рави расположился у фонтана.
— Да, — начал Бадринатх, — восемнадцать лет тому назад, милые мои племянницы, ваши родители сидели здесь, не зная, что вы, двое, с ними. Как быстро летит время!
— Обед готов, господа! — объявила Алака. — Прошу в столовую! — улыбнулась она.
Все поднялись.
Молодожены дополнили сервировку винами и фруктами. Перед Чаудхури стоял серебряный кувшин с родниковой водой.
— Уберите воду! — сказал он шутливо. — Вода портит вино, как повозка дорогу, — и, лукаво посмотрев на женщин, добавил: — и… как женщина — душу.
Раздался дружный смех.
— Вы, господин Чаудхури, говорите, как истый мусульманин, — пошутила Зита.
Когда были наполнены бокалы, Бадринатх встал, чтобы произнести тост:
— Дорогие мои! Я хочу выпить за всех нас, за наше здоровье, за счастье! За наших детей! Пусть Господь дарует им долгую и счастливую жизнь на всех их путях. За единство всего сущего, за любовь! — И он, этот скромный, непьющий человек, залпом осушил бокал.
Индира с удивлением посмотрела на сына и улыбнулась. Слеза покатилась по ее щеке.
— За счастье и любовь! — повторили все и тоже выпили.
Алака и супруга Гупты, осторожно ступая, поднесли на широких блюдах молодую баранину под соусом кари и рассыпчатый рис, сваренный со множеством пряностей.
Спустя несколько минут все, сидевшие за столом, запивали приятную трапезу красным искристым вином. Божественная влага, растекаясь по жилам, вносила умиротворение и тягучую, как мед, радость в тело и душу.
Вдалеке, над морем, зеленея, возвышались вершины Западных Гат.
— Я никогда не была в Гималаях, — сказала разрумянившаяся Зита. В этот момент было невозможно отличить ее от Гиты.
— Я тоже, — присоединилась к ней Гита.
А Зита продолжала: