Тот пожал плечами и, взяв бокал с вином, залпом осушил его.
Родители Рави молчали.
Дядя Зиты был в растерянности. Он бросал беспокойные взгляды то на бедную племянницу, то на торжествующую супругу.
— Присядь, доченька, — мягко сказала Каушалья.
Зита села. При этом ее белые молодые ноги обнажились до живота, холм которого, подрагивал, дышал.
Отец и мать Рави с осуждением взирали на открытые ноги.
— Зита, милая, принеси чай. Раму, ты можешь идти, — обратилась она к слуге, стоявшему, как изваяние.
Раму вздрогнул и медленно отплыл к буфету, чтобы там укрепить свой наблюдательный пункт.
Зита взяла приготовленный поднос с приборами для чая и медленно, стараясь не подвернуть ногу, пошла, как по канату.
Гупта, как человек, не умеющий плавать, но бросившийся в воду, чтобы спасти утопающего, поспешил промолвить с наигранной небрежностью:
— Зита у нас одевается современно. Запад занимает в нашей стране все больше позиций. Изменения в одежде за последнее время наблюдаются значительные… — И осекся.
— Это так, но в данном случае прогресс Запада опережает всякие ожидания, — заметил Рави.
Доктор исторических наук, профессор Чаудхури, смутился полностью.
Его супруга, Алака, держалась снисходительно. Она не была ханжой. Понимала толк в женской красоте. Но, разумеется, как женщина, эстетически воспитанная, в некотором роде была шокирована и удивлена. Она и не предполагала увидеть Зиту такой, совсем противоположной тому образу, который нарисовал ей и ее супругу Гупта.
В тот момент, когда Зита с подносом подходила, наконец, к столу, Ранджит подставил ей ногу.
Зита, споткнувшись, потеряла равновесие, выронила поднос и рухнула на пол.
Сокрушительный грохот ее падения и звон разбитой посуды были подобны грому среди ясного неба.
Чайные брызги изрядно окропили платья гостей и великолепное сари Каушальи.
Каушалья торжествовала.
Ранджит встал. Его голубой костюм был испещрен чайной гущей.
В густой тишине позванивали кусочки разбитого фарфора.
Раму, после минутного замешательства, бросился к Зите, поднял ее на ноги и усадил на стул.
Зита, вся в слезах, сидела в оцепенении.
Все присутствующие пребывали в глубочайшем смущении и неловкости. Они никак не могли сообразить, что говорить и что делать.
Первым заговорил господин Чаудхури.
— Мы, по-моему, засиделись. Придем в следующий раз. Извините нас, господа, — сказал он и поднялся.
За ним автоматически поднялись и все остальные.
И вдруг с балкона раздался истошный крик Индиры:
— Господин Чаудхури, вас ввели в заблуждение! Зита совершенно другая, она не такая на самом деле. Она хорошая, добрая и необычайно скромная девушка, с золотым сердцем. Это инсценировка, обман!