Что за люди? Откуда их принесла нелегкая?
Верзила все же до хлеба не дотронулся. «Еще пить будет!» — догадался Ванюшка. А это значит надолго застрянут тут. Будто нарочно их кто подсунул, чтобы Ванюшка на кедре закапканился! Вот она, черная полоска-то начинается, невезуха…
Профессор, все так же лежа на спине, закинул одну ногу на другую. Очки на глазах. Так, очевидно, ему удобнее думать. Обижается на этого алкаша.
Одет уж очень заковыристо: на ногах какие-то высокие красные ботинки, зашнурованные на щиколотках. Кожанка почти новая. Светлая рубашка из-под куртки выглядывает. Легкая курточка, летняя. Он ее не снял, а только расстегнул. Снял патронташ, чтобы не мешался.
Верзила дымил. Но во рту у него была не сигарета и не папироса, а самокрутка толщиной в патрон двадцатого калибра. Не выпуская ее изо рта, он потянулся опять к канистре, решительно вскинул ее рывком. Услышав бульканье жидкости, бородатый опустил ноги и приподнялся слегка, опираясь на локти.
— Последняя, Профессор! — осклабился верзила. — Не повредит. Я свою мерку знаю.
Мы с Кольчей высоко вскарабкались на скалы и лежим на карнизе, который я приметил еще снизу. Карниз этот как бы уползает под козырек: над ним нависла огромная серая глыба, разрисованная ржавыми потеками и лишайником. Когда мы карабкались сюда, у меня все время было такое ощущение, что даже камни и те от пожара уже раскалились, как банная каменка. Плесни водой — зашипят.
Лощина утонула в смрадном горячем дыму.
— Мишаня, а ты — на уровне! — отдышавшись, пробормотал Кольча.
— Брось ты! — небрежно кинул я и подумал: «Будешь на уровне! Если жить охота…»
Все же мне приятно было услышать похвалу от Кольчи. Она как-то поднимала меня в собственном мнении о себе. Уж если честно признаться, то я и сам не ожидал от себя такой быстрой реакции и сообразительности, которая появилась у меня на пожаре. (Хотя и промашку дал — надо было сразу на гору бежать.) Радостно мне было сознавать, что я хотя и перетрусил порядком, но головы все же не потерял. Значит, я не какой-нибудь ахалам-балам, а все же здраво мыслящий человек, не лишенный некоторой храбрости.
Пожар уже подкатился к тому месту, где мы летяжек видели. Красные гривы огня, извиваясь, захлестнули всю лощину от горы до горы. Там, где стоят зеленые кедры, они замедляют свой бег, а по сухостою несутся во всю прыть. Живые деревья, накрытые огненным валом, взрывались гулко и с треском швыряли в небо клубы дыма и смрада. Кедры горят ярче и жарче всех деревьев. Острой болью резануло нас с Кольчей по сердцу, когда умирал раскидистый исполин на опушке, оказавшийся ближе всех к нам. Сучья его огонь слизнул в один миг и фонтаном рванулся высоко вверх.