Свирель на ветру (Горбовский) - страница 73

— «Ограбление почтового»? — И постучал тем же пальцем по измызганной книжечке. — Читали? Перевод с люксембургского. Советую. Не то что деревенская проза. Которая городских людей «окать» приучает. И вообще — культурному росту масс не способствует. За собой замечал: прочтешь такую «нечерноземную» повестушку и где-нибудь в трамвае начинаешь разговаривать с людьми на дореволюционном наречии: «касатик», «будя», «засупонил», «гузно», «сумно», «по носу чилискну»! И вообще — «пучит» от всего этого.

— К чему это вы, мня-я? Не нравится — не суйте туда нос. Суйте в свое, культурное. С вас рубль. На пропитание.

— Ради бога! Вот, держите… металлический. А что, в нашем поезде маленькая сберкасса открылась? Такими купюрами сорят. И кто? Именно те, кто прежде, извиняюсь, помалкивал. В денежном отношении. Откуда такие… дровишки? С аккредитива? Простите за нескромный вопрос.

— Да-с, господа-с, как говорили при царе Горохе. Нескромно-с! В чужих карманах копаться, рыться. Хотя бы и словесно. К тому же — у не совсем здорового человека! — взял мою сторону Купоросов.

— Какое там ограбление! Какие там сберкассы! Элементарное скупердяйство, — презрительно кольнул острым носом плотный вагонный воздух Пепеляев. — Чувачок экономит на собственном здоровье. Чувачку жаль дробить четвертачок. Но — голод не тетка, — присоединил Пепеляев двадцать пять моих стерильно-чистых карбованцев к измочаленным общественным замарашкам рублевого достоинства, собираясь на выход, так как поезд уже тормозил перед очередной станцией.

Пепеляев вернулся минут через десять. В его объятиях, укутанная в газету, дымилась горячая картошка, килограмма два. Скрипели кожей тершиеся друг о друга малосольные, прочесноченные огурцы. Пружинили боками бугорчатые пламенноликие помидоры. Сгрузив ношу на столик, Пепеляев разжал кулак — из него выскочил бумажный комок.

— Берите свой… неразменный! — ударил Пепеляев ногтем по исковерканному четвертному. Взмыв над столом, денежка опустилась мне на колени.

— Кто… кто разменяет?! — засуетился я, жутко покраснев и смертельно возненавидев студента.

— В ресторане мигом разобьют, — подал рацпредложение Подлокотников.

— Пойдемте в ресторан! — ухватился я за роскошное, эпикурейски пряное словцо иностранного происхождения, как за соломинку.

— Обожди, Венечка… Разменяю тебе четвертак, — извлек Купоросов откуда-то из-за пазухи, словно кучу тряпья, целый ворох бумажных денег. — Держи, студент, налог! — швырнул восхитительный Фомич Пепеляеву надорванный рублишко. Остальные двадцать четыре протянул мне. — А по части ресторанов… Лучше я случай расскажу. Забавный. Для общего пользования. Из моей автобиографии.