«А, в-седьмых, — внезапно приходит мне в голову, — было бы очень неплохо найти себе кого-то, похожую на эту эстонку».
И вот, пока Аасмяэ занята тем, что разводит по углам шипящего от обиды Репина и самодовольно ухмыляющегося Бастрыкина, я принимаюсь уже откровенно её разглядывать. С лицом и фигурой всё ясно, в общем, не придерёшься, но что у неё за душой? Этого я не знаю, хотя, исходя из того, что я видел, она умна и сообразительна, и даже мне не дала сбить себя с толку. Действует так, что не забивает гостей, но при этом практически моментально находит способ вывернуться и продолжить это в общем, бездарное во всех смыслах слова ток-шоу так, чтобы оно хотя бы в кадре выглядело достойно. Такие люди не могут не вызывать уважения.
«Вот на этом давай-ка и остановимся, — разбивает мои мысли голос моего разума. — И давай договоримся больше не забывать, что мечтать в тридцать шесть — это нормально. Ненормально в тридцать шесть лет забывать о том, что у тебя есть тайна и одно очень простое правило: никогда не иметь дела с журналистами».
Ну что ж, мой внутренний голос абсолютно прав, и я отвожу от эстонки глаза. За неимением лучшего принимаюсь рассматривать зрительный зал, подиум, декорации, Репина и Бастрыкина, снова взявшихся рвать друг друга. И тут Аасмяэ, очевидно, решив, что раз я смотрел на неё, то мне от неё что-то нужно, начинает осторожно перебираться поближе ко мне. Пристроившись рядом с моим креслом, чуть наклоняется и, не меняя выражения лица, одними губами спрашивает:
— Арсен Павлович, вы хотите высказаться? Хорошо, как только Юрий Иванович закончит, то я обязательно дам вам слово…
«Интересно, что у неё за духи? Впрочем, какая разница…»
— Нет, не хочу. Простите, а когда съёмки закончатся? Просто мы уже два часа тут сидим...
И хотя я сказал это тихо, Бастрыкин и Репин всё-таки меня услышали. Ошалело моргнув, с трудом отрываются друг от друга. Репин недоуменно тянет вверх седоватую бровь. Бастрыкин надменно оттопыривает губу.
— А может, и уважаемый врач подключится к нашей дискуссии? — с редкой задушевностью предлагает Бастрыкин. — А то мы с коллегой всё сидим и разговариваем… о вас… и для вашей же пользы. А вы смотрите на нас с таким видом, словно вас это не касается.
Кое-где в зале раздаются смешки, зрители весело переглядываются. С первых рядов доносится шепоток, и кое-кто из зрителей уже откровенно тянет шеи вперёд и с любопытством ждет, чем ответит чиновнику зарвавшийся врач. Но я продолжаю молчать, и Бастрыкин бросает на меня презрительный взгляд. А Репин, хрустнув пальцами, глубокомысленно бросает в воздух: