Запутанное течение (Хупер) - страница 60

Яра затаила дыхание. Я не хотел, чтобы она видела меня расстроенным, поэтому я отвернулся и уставился на луну.

— Показались ворота. Мы были в двух шагах от них. Потом появились сородичи горгон. Пятеро из них встали в линию и запрещали кому-либо проходить. Кто-то слушался, но большинство из нас не обращали на них внимания. Мы были слишком близки, чтобы сдаться.

— Сначала я подумал, что мои глаза меня обманывают. Все Селки и водяные вокруг меня двигались медленно, как черепахи. Трейган и его бабушка чуть впереди нас, но его бабушка выглядела странно. Она потеряла свой окрас. Все потеряли окрас, кроме меня и Трейгана.

— Тогда он был Зеленый. Единственный иной цвет в море голубого и серого. Я не мог понять, почему было так много серого. Когда я понял, моя мама стала тяжелой, словно камень. Я взглянул вниз, чтобы убедиться, что она в порядке, но ее глаза были каменными. Так же, как и остальное ее тело. Как и все остальные. Все эти тела. Каждый, кто пересекал линию горгон, превращался в камень, все, но не я и Трейган.

Я ждал, что Яра спросит, почему или как мы выжили, но она лишь смотрела на меня стеклянными глазами и вытирала слезы с моей щеки.

— Мне так жаль, — прошептала она.

Часть меня хотела объяснить ей все это. У нее было самое большое сердце из тех, кого я когда-либо встречал. Слишком человеческое для ее собственного блага, но слабость была бы ключом, чтобы убедить ее в том, что ей нужно было сделать. Что если бы она приняла свою судьбу, поняла жертву и открыла бы ворота? Я не мог ударить по ней всем сразу. Яра узнала кто и что она слишком скоро, и ей нужно было время, чтобы принять это.

— Я устал, Яра. Мне нужно отдохнуть.

Она свернулась напротив меня, несколько раз меняя свое положение. В моей душе перемешались воспоминания нашего мира и моей любви к Виенне. В моей постели лежала причина этого проклятья и ключ, который откроет ворота домой.

Яра была единственной, кто мог восстановить мою жизнь.


Неважно, как я устраивалась, сворачиваясь калачиком, рядом с Ровнаном, я все равно чувствовала себя неуютно, словно лежала на холодном, твердом, резиновом матрасе. В любом случае, он не очень хорошо пах. Смесью соленой воды, мятой и… пенни или чем еще, на что не могла положить свои пальцы.

Он о многом врал: что ему девятнадцать, и что его родители жили в Калифорнии. Но что действительно ее раздражало, хотя это и подтверждало, что у него должно быть сердце, так это то, что он никогда не говорил о Виенне. Уверена, это бы объяснило, почему он выглядит, как подросток в тридцать или около того — и то, что он был Селки — но все равно, он должен был рассказать мне. Его жена, возможно, была жива в другом мире, ожидая его. Почему он провел последние несколько недель, гоняясь за мной и рассказывая, сколько я значу для него?