Дядя Юсуп даже покраснел оттого, что племянник такой невежливый. Он пытался что-то сказать, но Усман-бай теперь смотрел только на Талиба.
- Ты, наследник, совсем большой и упрямый, как твой отец, - сказал Усман-бай совсем другим тоном. - Тетрадку я не смог добыть. Не смог, понимаешь? Спроси у Рахманкула. А теперь полиции нет, где же я достану тетрадку? И денег у меня сейчас нет. Ни копейки!
Талиб смотрел на Усман-бая в упор. До этой минуты он не решался посмотреть в глаза самого уважаемого человека их улицы, а теперь смотрел прямо и уверенно. Тут уж сам Усман-бай отвел глаза и обратился к дяде Юсупу:
- Конечно, я обязательно отдам долг. Не такой я человек, чтобы не отдавать долги. Но рассудите сами, зачем вам эти деньги сейчас? Теперь деньги сильно подешевели, в то время сто рублей - богатство, а нынче на базаре фунт мяса шестьдесят копеек, картошка - по восемь рублей за пуд… Погодите, вот установится новая власть, деньги опять подорожают, тогда отдам.
Юсуп знал, что деньги не могут подорожать, наоборот, с каждым днем дорожали продукты, но так прямо возразить Усман-баю он не решился.
- Тяжелые времена, - только и сказал он.
- Вот видишь, наследник, - вздохнул Усман-бай. - Твой дядя, как и я, торговый человек, он понимает. Ты у него учись, как с людьми разговаривать.
Талиб посмотрел на своего робкого родственника, понял, как тот стыдится собственной слабости, и обиделся на него.
- Тогда давайте тетрадку, - упрямо сказал Талиб. - Вы же обещали.
Он понимал, что нарушает законы гостеприимства, что не должен так разговаривать со старшим по возрасту человеком, но Талибу почему-то вспомнился тот спор отца с баем и полицейским, вокзал, красный вагон, растерянное отцовское лицо в крохотном окошке под крышей и слезы на его глазах.
Усман-бай смотрел прямо перед собой и осуждающе качал головой.
- Невежливо. Невежливо, - бормотал он про себя, но так, чтобы слышали все.
Тогда Талиб, не в силах сдержать себя, вскочил с ковра и неожиданно громким голосом спросил:
- А помните, что говорил папа, когда вы с Рахманкулом уходили с нашего двора?
- Не помню, дорогой, - с усмешкой отвечал Усман-бай, - твой отец был умный человек, царствие ему небесное уже наверно, но он очень много тогда говорил.
- Не помните?
- Нет. Не помню и не хочу помнить. Я даже не знаю, что ты имеешь в виду, дорогой Талибджан. Знаю только, что ты больше похож на своего горячего отца, царство ему небесное, горемыке, чем на свою добрую мать, да будет ей земля пухом. Не помню.
- Насчет ушей, - выпалил мальчик, еле сдерживая слезы, - насчет ваших ушей и ушей Рахманкула…