Они болтали без умолку. О ее учебе и новой подработке в колонии Крунуберг в Стокгольме. О последних коридорных новостях в Халле. Большую часть их они уже обсудили: до встречи они говорили по телефону. Они говорили о том, когда он сможет получить увольнительную; что остальные охранники думают о том, что они вместе; что ее друзья сказали, когда она рассказала, что встречается с зеком.
Она словно вернулась.
Наконец они очутились на диване. Они еще не были вместе, и эта комната, этот диван казались по-настоящему убогими. Они не дошли до конца, может из-за комнаты, может из-за ограниченного времени посещения. Это первый визит, потом Саре позволят приходить на час.
Это насмешка.
К тому же в дверь постучали ровно через полчаса, и Борис, прищурившись, стоял на пороге.
— Время вышло.
Глаза Сары сияли.
— Борис, да ладно, дай нам еще пятнадцать минут. Я знаю, что ты всегда позволяешь другим.
— Четырнадцать с половиной, — пробурчал ее бывший коллега.
Шли недели. Осень сменилась зимой, самой холодной с начала века, и отопительная система в тюрьме не справилась с нагрузкой. В камерах температура не поднималась выше семнадцати градусов, и пол был таким холодным, что Хассе раздал всем двойные колючие носки из дешевого супермаркета. И поговаривали, что он их купил за свои кровные, зная его характер.
Шип распинался о продуманной политике холода, которую вело министерство юстиции, чтобы их парализовать, и объявил голодовку. Охранники в ответ бросили его в изолятор на четыре недели. Когда он оттуда вышел, то выглядел хуже, чем Саддам Хусейн в катакомбах.
Тедди и Сара созванивались через день, только так часто и позволяли правила. Она приходила к нему на час два раза в месяц, это тоже был максимум. У них появились свои привычки: разливали друг другу кофе и чай, держались за руки, говорили о книгах, которые они читали, фильмах, которые они смотрели, и тюремных сплетнях. Укладывались на диван, как и все остальные.
Но потом кое-что произошло.
Во время одного их ее визитов в марте он заметил, что она как будто отсутствовала.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
Сначала она ответила, что ни о чем, но когда он снова спросил спустя десять минут, она ответила:
— Ты знаешь, что Матс Эмануэльссон покончил с собой?
У Тедди все похолодело внутри, все вокруг остановилось. Мир замер.
Они раньше не обсуждали, за что его посадили. Похищение Матса Эмануэльссона. Или «похищение и причинение вреда здоровью», как было написано в приговоре.
— Откуда ты узнала? — спросил он.
— Я видела в газете.
— И почему ты думаешь, что это самоубийство?