— И торговлю людьми, и дележку наследства можно вычеркнуть сразу. Остается только классическое похищение, из-за денег. Но ведь это не так, — сказала Сара.
— Почему не так? Нам бы хорошо заплатили. Он был богатым, у него были бабки.
— Нет, он не был богатым.
— Был. Я знаю, что прокурор в суде заявил, что я вру, но это галиматья. Он был богатым, нам с корешем светило получить три миллиона за эту работку. Ну вот ты и знаешь, мне нечем здесь гордиться. Я похитил другого человека ради трех миллионов крон. Я бы никогда этого не повторил. Я жалею, что вляпался в это дерьмище, каждый день, но тогда для меня имели значение только деньги. Я пытался связаться с Матсом Эмануэльссоном и его женой, чтобы попросить прощения и сказать, что я был идиотом. Но я это сделал. Ради денег.
— В таком случае тебя обманули, потому что Матс Эмануэльссон имел средний доход, у него не было состояния. Я проверила его налоговые бумаги.
— Ты?
— Да.
— Но тогда у него были деньги в каком-то другом виде, может черный нал.
— Вряд ли. Я посмотрела документы о разделе имущества, теперь, когда он мертв. То есть то, что он оставил жене и детям. Практически ничего. Я была там, где он жил, и видела машину и дом, в который они въехали, ничего шикарного. К тому же восемьдесят процентов дома под кредитом. У Матса Эмануэльссона не было ни чистых денег, ни грязных.
Тедди видел собственное отражение в стекле телефонной будки.
Он стоял, открыв рот.
Сара сошла с ума?
Или его совершенно нереально провели?
* * *
Снова новая комната.
Он лежал на клеенке, под ней, кажется, ковер.
Все тело страшно болело.
Прошло уже много времени. Джокер протащил его в эту комнату вверх по лестнице.
Он больше не мог следить за временем. Только концентрировался на том, чтобы справиться с болью в ноге, плече и спине.
Он был изломан.
Он слышал, как Джокер обратился к тому, другому:
— Почему так долго? У тебя все?
Они чем-то зашуршали. Они тихо переговаривались.
Он снова услышал голос Джокера:
— Я доволен. Делай что хочешь.
Филип больше не дергался, он знал, что им как-то заплатили.
Но потом он услышал, как Джокер сказал:
— Ладно, делай что хочешь. Но ты знаешь, что я думаю.
Филипу удалось рассмотреть через щель в повязке. Человек в балаклаве держал в руке молоток.
Филип вертелся, как только мог, чтобы только ему не разбили череп.
Он чувствовал, как молоток летел мимо, в ушах отдавался его грохот о пол рядом.
Нога болела так, что он почти терял сознание, желая, чтобы следующий удар молотка со всем покончил. Следующий удар не пришелся по лицу или черепу, но попал в ухо. Боль тут же вонзилась в голову. Казалось, что она взорвется. Он сразу взвыл. Без слов, только долгий крик. Он не мог видеть молоток, только догадывался, как человек с молотком стоит над ним, широко расставив ноги, и пытается размозжить ему голову. Он продолжал извиваться всем телом. В одном ухе шумело, как будто туда встроили сирену.