Он начал задыхаться.
Он похищал людей. Он сделал столько мерзотных вещей из-за денег.
Но он свой срок отсидел.
И он спас человека, которого похитили.
Какой-то баланс восстановлен. Хватит с него героических поступков.
Но сейчас ему нужно успеть.
Он слышал в трубке голос Катарины Шале.
Эта женщина свихнулась.
* * *
Синие вены на ее худых руках вздулись.
Эмили не могла выдавить ни слова. Она полулежала на спине. Катарина, можно сказать, лежала на ней.
Этот проклятущий диван.
Если бы она стояла на ногах, она бы могла убежать оттуда или разобраться с этой безумной женщиной так же, как с Яном. Но сейчас уже не получится.
Не в этой ситуации.
Не со столовым ножом в пяти сантиметрах от глаза.
Катарина брызгала слюной.
— Ты не знаешь, как это — быть матерью! — кричала она. — Ты все сделаешь. Ты должна все сделать.
Эмили не смела шевельнуть головой. Она не отводила взгляда от острия ножа и чувствовала, как тело напряглось, так что плечи заболели.
Катарина то кричала, то шептала. Она бессвязно говорила о материнском долге и о том, какой у нее безупречный сын.
Она вещала о верности и ответственности. О том, как окружающие презирают ее семью.
Наконец она остановилась. Замолчала.
Эмили увидела, что Катарина уставилась прямо на нее, но все еще не смела приподнять голову.
— Так скажи же что-нибудь, — прошипела она.
Слюна брызнула Эмили на лоб.
Она хотела ответить, но ей казалось, что кто-то набил ее рот газетной бумагой.
Острие ножа все еще было у ее правого глаза.
— И что ты хочешь, чтобы я сказала? — выдавила она.
— Скажи, что ты обо мне думаешь.
— Я не знаю.
— Но что ты думаешь?
Эмили не знала, почему она так ответила. Она почти шептала.
— Ты была на Черсбэрсвэген ночью 20 февраля? Вот что я хочу знать. На тебе был пуховик, ты прыгнула в «Гольф» и умчалась? Я хочу знать, что случилось там, у Анины Бьерклунд. Я хочу знать, что произошло. Ты ведь там была, да?
Она взревела. Она затряслась всем телом. Вся квартира заполнилась ее криком. Она ревела, как раненый зверь. Эмили увидела, как она занесла руку для удара.
Она попыталась закрыться своей собственной рукой.
Уже поздно. Ей не надо было браться за это дело.
Но что-то помешало Катарине.
— Хватит.
Мужской голос.
* * *
Тедди тяжело дышал.
Стонал.
Ему следует собой заняться. Ведь он на воле. На свободе. Есть все возможности подкачаться.
На лестнице поблескивал белый мрамор. Лифт слишком медленный, подумал он, и побежал наверх. Внизу он набрал код, он его помнил с прошлого визита к Карлу-Юхану и Титти.
Казалось, что это было сто лет назад — прошло меньше двух недель.