Хозяин совсем не ожидал, что события развернутся для него таким образом, — очень уж все было неожиданно. И хотя он был готов к разным жизненным поворотам, на этот раз по-настоящему растерялся. Все эти годы, пока перекраивалось общество, короли становились капустой, а капуста — королями, он держался в тени и это ему удавалось. Хотя было много случаев, когда его домогались журналисты, и хозяин поражался их собачьему чутью, способности отыскать в навозе жемчужину: дважды они подбирались к нему очень близко, но разговора не состоялось ни разу.
По одной причине: этого не захотел Хозяин.
Один особо настырный журналист даже плакал, когда просил подарить ему на память фотографию Хозяина. Охранники, вволю посмеявшись над писакой, ухватили его за ноги за руки, и, дергающегося, выплевывающего из себя ругательства, выволокли в сквер, и бережно опустили на голую, загаженную голубями землю. Не удалось взять журналисту интервью у Хозяина, не получилось… Хозяин тогда только посмеялся, велел выдать охранникам по «пирожку», поблагодарил за бдительность и тут же забыл об этой истории.
А сейчас эта история сама всплыла в памяти, и Хозяин, ощутив неприятное жжение в затылке, вынужден был признаться сам себе: он допустил ошибку, поступая так с журналистами. Надо было прикормить несколько человек и держать их при себе. Чтобы они были ручными, гавкали, когда он хотел, и излагали то, что он хотел. Умные люди, такие, как Гусинский, умудрились даже создать самим себе оппозиционные газеты, платили большие денежки за то, чтобы те ругали их, и «оппозиционеры» старались вовсю, лаяли так, что даже на Западе удивлялись: уж больно лай далеко слышен! Смелый лай. Хозяин не удержался от улыбки — тяжелый, глубоко раздвоенный подбородок его сделался еще более тяжелым, стал походить на кирпич.
Был бы под рукой какой-нибудь борзописец — они сели бы и за пару часов сочинили вдвоем достойный ответ и в газету, и в Генеральную прокуратуру, стремящуюся упрятать невинного человека… Но такого нужного человека у Хозяина не было.
Может быть, Феня умеет писать? Вряд ли. Максимум что умеет Феня — расписываться. Да и то только в ведомости, фиксирующей «черный нал», — Хозяин платил Фене такие суммы, что иногда сам завидовал ему.
Он нажал пальцем на кнопку, вызывая секретаря. Впрочем, вряд ли секретарь явился на работу, рано еще.
Как бы там ни было, с Феней надо потолковать и по поводу «придворного борзописца». Как говорится, а вдруг?
Феня в это время сидел на своем месте, в боковой, с длинным окном, комнате, поглядывал на белесое, словно скатавшееся в кусок творога солнце, готовое, как всякий творог, рассыпаться на крошки, и ждал вызова Хозяина.