— А ведь точно! Лихо!
Из кустов неожиданно высунулась бородатая горбоносая морда с маленькими влажными глазками. Бейлис потянулся к штуцеру.
— Кто это?
Егерь произнес что-то по-английски.
— Кто это?
— Говорит, что антилопа-гну, но уж очень на гну зверь не похож. Рожа слишком страшная.
— У нас в плане есть охота на антилоп гну?
— Есть.
Бейлис подтянул к себе штуцер, с лязганьем передернул затвор, вскинул винтовку — антилопы гну не было.
— Вот козлиная морда! — выругался Бейлис.
В тот день они завалили одну антилопу гну — на ужин. Больше стрелять не стали, всякая стрельба в переполненной зверьми саванне была похожа на обычное, очень неинтересное убийство. Что Бейлис не замедлил отметить.
— Обычно и уже неинтересно это…
Кржижановский, стряхивая с охотничьей куртки пыль, добавил:
— Об этом говорят многие охотники, бывающие в Африке.
Воздух перед закатом загустел, сделался рябым, звонким от птичьих криков и треска цикад, в ряби прорезались яркие красные пятна, они сливались, смыкались друг с другом, занимали все больше и больше пространства и постепенно сомкнулись с землей: небо стало кровянисто-красным, холодным, чужим, и земля стала такой же кровянисто-красной…
— Не хотел бы я оказаться сейчас в саванне среди зверей, — задумчиво проговорил Кржижановский, потягивая из толстобокого квадратного стакана виски.
На ночлег они остановились в небольшой деревянной гостинице, расположенной посреди саванны. Гостиница напоминала дом помещика-колониста: одноэтажная, очень уютная, с большим камином в холле и дорогими леопардовыми шкурами, развешанными на стенах.
— Неплохо бы привезти такой сувенир в Москву, — сказал Бейлис, ткнув пальцем в одну из шкур.
— Нет ничего проще. Были бы деньги.
— Деньги есть.
— Значит, и шкура есть.
В Москву Бейлис вернулся с леопардовой шкурой — в память об африканской охоте. Кржижановскому он тоже купил леопардовую шкуру. В подарок.
— Чтобы дружба наша была крепче, — сказал он, — чтобы было что вспоминать. Например, африканские закаты.
— Закаты в Африке действительно прекрасны. Я объездил весь мир, но нигде не видел таких закатов. — Вид у Кржижановского сделался грустным, подтянутое жесткое лицо его неожиданно обвисло, ему не хотелось уезжать из прекрасного места, где они провели пять роскошных дней.