Ныне же…
Хмель небывалой доселе победы, обуявший Кейстута, с такой же силой подействовал и на его отца. Точнее, как он сам откровенно сказал, у него двойная радость: помимо взятия «проклятой занозы» еще и гордость за сына, выказавшего себя во всей красе.
Про себя самого он ничего не сказал, но как удалось вскользь, очень осторожно выяснить Улану, с тех пор как Гедимин стал великим кунигасом, в непрекращающейся войне с Тевтонским орденом ему пока что не очень везло. А уж касаемо взятия замков тем паче. Вот у покойного Витеня, брата его, такое случалось не раз, а у литовского князя этот был первым. Потому-то и был он не похож на самого себя двухнедельной давности: движения порывистые, походка стремительная, а чуть ли не светившееся от удовольствия лицо помолодело лет на десять — даже морщины куда-то подевались.
Лишь в одном он не отличался от себя тогдашнего: так же задавал множество вопросов, вникая в подробности хитроумной затеи Петра и Улана, и смаковал их, неоднократно переспрашивая и уточняя незначительные детали, благо по-русски, как и Кейстут, говорил очень хорошо.
Особенно его восхитила затея с якобы отрубанием головы и ожившим впоследствии всадником без головы. Рассказ о хитроумном приспособлении, позволяющем закрепить плащ крестоносца таким образом, чтобы он возвышался повыше головы, его не устроил — он распорядился принести его, желая осмотреть самолично. Принесли. Кунигас долго крутил его так и эдак и, наконец, велел продемонстрировать, как выглядел с этой штуковиной, примотанной к спине и голове, литвин Крапай, изображавший безголового всадника. Продемонстрировали. Но даже после всего этого, вволю отсмеявшись над глупыми рыцарями, поверившими в такое чудо (хотя не мудрено, ведь по христианской вере их бог вроде бы тоже умер, а потом ухитрился воскреснуть), он еще несколько минут не выпускал распорку, задумчиво крутя ее в руках.
Петр быстро догадался о причинах этой задумчивости — Гедимин явно хотел еще разок попользоваться их хитростью. Пришлось слегка разочаровать его: мол, лучше на такое не рассчитывать, ибо не стоит считать рыцарей дураками, дважды наступающими на одни грабли. И вообще гораздо проще разработать иную пакость, применительно к новым конкретным обстоятельствам.
— И ты всегда можешь придумать ее? — как бы между прочим поинтересовался Гедимин.
Петр приосанился, выпрямился, но выпалить «легко и непринужденно» не успел — неприметный тычок в бок, полученный от Улана, остановил его. Сангре оглянулся на друга, а тот безмятежно глядя на него, эдак равнодушно, с улыбкой напомнил: