— Меня, — оробело пискнул стоявший в дверном проеме Яцко. В руках он держал здоровенный кувшин. Несмотря на приличную дистанцию — их отделяло не менее двух метров — Петр уловил отчетливый запах хмельного меда.
— Вовремя, — кивнул Сангре, принимая кувшин.
Усилием воли он взял себя в руки и даже нашел в себе силы вежливо поблагодарить парня. Однако выдержки хватило лишь дождаться, чтобы тот вновь скрылся за дверью. Едва это произошло, как Петр, еще раз сочно выругавшись и тяжело вздохнув, припал к посудине. Пил он долго и жадно, крупными глотками, не замечая, что струйки с обеих сторон нахально стекают на его отросшую за последний месяц черную бородку и, весело пробежав по ней, устремляются на рубаху. Наконец, оторвавшись, он вздохнул, поглядел на Улана, продолжавшего держать в руках оба кубка, и произнес:
— Извини, но сегодня оно мне было нужнее. Хотя, — он небрежно потряс кувшином и, прислушавшись к плеску, уверенно заявил: — Как раз на кубок осталось.
Поставив посудину на стол, Сангре тяжелой поступью направился к своей постели. Плюхнувшись на нее, он задумчиво произнес:
— Знаешь, баба Фая мне частенько повторяла в детстве: «Счастье обязательно тебя найдет».
— И что? — поинтересовался Улан.
— Как видишь, — глухо откликнулся Петр. — Либо оно не умеет искать, либо я здорово прячусь.
На сей раз Улан откликнулся не сразу, сосредоточенно выливая остатки меда в свой кубок. Вышло немного — чуть больше половины. Он оторопело потряс кувшин над кубком. Тот в ответ скромно выдал пару капель.
— Ну ты и пить, — протянул Улан, поворачиваясь к другу. — Кой чёрт на кубок, когда… — и осекся, взирая на заснувшего Сангре.
Некоторое время он озадаченно смотрел на него, но решил, что оно к лучшему. Он-то сам осознал печальную ситуацию давным-давно и с тех пор успел смириться с мыслью, что им, по всей видимости, никогда не попасть в свое время, но до сих пор помнил, как погано было тогда у него на душе. И не только в самый первый день, когда он это окончательно понял, но и на следующий, и на позаследующий… и так дней пять. Да и позже нет-нет, и вспоминалось, отчего настроение сразу существенно портилось.
Он уже хотел было направиться к своей кровати, но, вздрогнув, внимательно всмотрелся в лицо спящего. По щеке Петра медленно катилась слеза. Получалось, тот не спит, а просто не хочет никого видеть, желая побыть один. Улан прикусил губу, сочувственно вздохнул, а вслух громко произнес:
— Ишь ты, как банька сморила. Хотя да, целый кувшин меда выпить — тут и Локис сомлеет. Ну и ладно, завтра договорим.