Улан замялся, вздохнул и виновато развел руками:
— Я, наверное, и впрямь погорячился. Понимаешь, обидно стало: я дорогу показал, а они…
— Стоп, — остановил его Петр. — Сделай вдох, за ним глубокий выдох, и приступай с самого начала.
Улан кивнул и послушно начал свой рассказ:
— Мне последнюю ловушку проверить осталось, ну, там, куда лоси забредают осиновой корой полакомиться. Заряница советовала посмотреть, вдруг какой-нибудь угодил.
С каждой секундой Петр все больше мрачнел, а когда услыхал, что его друг показал московскому князю обходную дорогу мимо местных болот, не смог сдержаться и горестно охнул:
— Издрасьте вам через окно, где вы сохните бельё… Нет, ну ты окончательно охренел, сарацинская твоя душа!
— Буддист я, — машинально поправил Улан.
— Не-ет, Уланчик, — вкрадчиво протянул Петр. — На этот раз ты все перепутал и решил, согласно евангелию, поступить как христианин, то бишь помочь ближнему. И национальность твоя — добрый самаритянин. М-да-а, сдается, что очередной изгиб судьбы снова вышел не в нашу пользу. Слушай, а может ты специально, чтоб мы в Тверь не могли попасть? — с подозрением уставился он на друга, но тот столь старательно замотал головой, что сомнения Сангре бесследно улетучились. — Хотя какая разница, специально или нет, — грустно продолжил он. — Главное — факт. А он таков, что если в Твери узнают, сколь усердно ты поработал на Юрия Данилыча в качестве проводника, дав ему улизнуть, то…
Петр задумался. Улан терпелив подождал продолжения, но не выдержав, переспросил:
— То что?
Сангре встрепенулся, очнувшись от тяжких дум, и мрачно ответил:
— Да ни хрена хорошего. Ты ж и гаммы одной прочесть не успеешь, как тебе все чакры наизнанку повыворачивают…
— Не гаммы, а дхаммы[10], — уныло поправил товарища Улан. — Ну-у, получилось так. Нечаянно я. Каюсь, маху дал.
— Маху, — скорбно подтвердил Петр. — Да еще с каким размахом! А за нечаянно, между прочим, бьют отчаянно. И бить станут не тебя одного. Мне само собой достанется, но и всей деревне, боюсь, несдобровать. Тверичи разбираться не станут, и я их хорошо понимаю. На их месте я бы тебя нашинковал мельче капусты.
— Я ж не понял, что этот рыжий на самом деле князь, — поморщился Улан. — У него разве кольчуга чуть покрасивее была, а одежда такая же замызганная, как и у остальных. Потом, конечно, сообразил, но… Да откуда и кто узнает-то?
— Как откуда? Вот этот козел, что сейчас у нас на конюшне пребывает, и расскажет. Кстати, он-то каким боком здесь оказался? Князь подарил?
— Если это можно назвать подарком, — грустно улыбнулся Улан. — Там и еще один был, но я его…