и я ему благодарна. Свой рассказ я заканчиваю тем, как я могла бы
защитить её, и размышляю обо всём том, что пошло не так.
Я думаю, что, в конце концов, мы поняли, что способны пережить
всё, что бы на нас ни обрушилось, по-другому. Без папиной помощи.
– Хочешь поплавать? – спрашивает Вольф, и я вижу, как он
потягивается и встаёт.
– Конечно, – говорю я, осознавая только теперь, что я не взяла
купальник. На нём только пара чёрных боксеров.
Я снова пытаюсь представить, что бы сказал папа обо всём
происходящем, и в минуту высочайшего откровения я понимаю, что это
ничего не меняет. Для меня это никогда больше не будет ничего значить.
Он не тот, перед кем я должна ещё когда-то отчитываться. После того,
что случилось этим летом, я ни перед кем не отвечаю, кроме себя. Он
может вышвырнуть меня пинком из дома, если захочет.
Я всё равно найду способ выжить.
Я тоже встаю, и, не думая о том, что делаю, снимаю джинсы,
майку и остаюсь только в трусиках. На мгновение я ловлю взгляд
Вольфа, который не могу расшифровать. Что там? Может, любопытство?
Неважно.
Я иду к воде и, не привыкая к температуре воды, не колеблясь, я
просто иду, пока не оказываюсь по колено в воде, а потом ныряю. От
воды, как от электрошока, от её ледяного холода, от непередаваемого
чувства облегчения перехватывает дыхание. Я ныряю с головой и
рывком выплываю на поверхность, жадно ловя воздух.
Когда я оборачиваюсь, Вольф стоит прямо за мной, уже
промокший, он улыбается и смеётся.
– Если ты побудешь тут всего минуту, то привыкнешь к холоду, –
советует он.
Я снова ныряю, а когда я поднимаюсь за глотком воздуха, он стоит
чуть ближе, на расстоянии вытянутой руки.
Воздух за последние полчаса усилился, и небо над нами, которое
было пепельно-серым от дыма пожаров, посветлело, стало кристально-
голубым, впервые за последнее время.
Я тянусь и беру Вольфа за руку. Я не знаю, о чём я думала, когда
делала это, но, когда мы соприкасаемся, я знаю. Я притягиваю его ближе,
пока он не оказывается прямо передо мной, кожа наших мокрых
холодных тел соприкасается. И я целую его.
Это лучшее, что я когда-либо испытывала. Мне в голову приходит
мысль, что вкус еды раскрывается гораздо ярче, когда ты действительно
неподдельно голодный. Может быть, между нами происходит что-то
подобное.
Я действительно и неподдельно истосковалась по этому.
Его руки скользят по моей талии, и я исчезаю во вкусе его губ, его
прикосновении к моей коже. Я обёрнута в объятия единственного в мире