— Что молчишь?! Язык от страха проглотил?! Думаешь, твой мундир защитит тебя?!
Петренко испуганно молчал. Он не мог отвести взгляд от огромных гвоздей, что держал в своей руке Олег — он слишком хорошо знал, что с их помощью можно сделать.
— Молчишь?!
Олег презрительно посмотрел на него, и только тут он заметил во что собственно был одет Петренко. До этого он как-то не обращал на это внимание. А Петренко был вовсе не в милицейской форме, а в элегантном серебристо-сером костюме, в рубашке и галстуке. Ресторан, значит, посещал, гад!
Олега всего передёрнуло от ярости. Он резко выбросил правую руку вперёд и громко закричал:
— А ну, вставай! Подымайся! Живо! Давай, гад!
Петренко отрицательно мотнул головой. Ему было страшно, да и к тому же, он не смог бы самостоятельно подняться, даже если бы захотел. На простреленных коленях он мог только ползать.
— Подымайся! Живо! — вторично прокричал Олег.
Петренко испуганно вжался в стену, и не думая подниматься. Но тут какая-то неведомая сила внезапно подняла его вверх и резко бросила на стену. Словно невидимая рука, эта сила крепко придавила его к стене, не давая ни вскрикнуть от боли, ни пошевелить широко раскинутыми в сторону руками. Ноги, напротив, свободно висели в воздухе, болтаясь сантиметрах в двадцати от пола.
Продолжая смотреть прямо в расширенные от ужаса глаза Петренко, Олег начал медленно поднимать левую руку с гвоздями. На уровне своего подбородка он остановился, разжал пальцы, и осторожно опустил руку. Но гвозди… Гвозди остались неподвижно висеть в воздухе.
Олег медленно обвёл гвозди взглядом, затем резко выбросил левую руку вперёд — и гвозди, подчиняясь его мысленному приказу, словно пули, дружным роем устремились к замершему от ужаса Петренко…
Через мгновение воздух в комнате буквально завибрировал от неслышного, но явственно ощутимого, вопля Петренко. Магия медальона заглушила всё, но всё равно было прекрасно видно, как он задыхался от нестерпимой боли. На Петренко страшно было смотреть: изо рта пошла белая пена, глаза почти вылезли из орбит, тело изогнулось дугой, а ноги непрерывно дёргались как у припадочного. Но Олег не отрываясь, продолжал холодно смотреть на распятого Петренко. Ни один мускул не дрогнул на его застывшем, окаменевшем лице. И в его взгляде не было ни жалости, ни сострадания. Он смотрел сейчас на Петренко не своими глазами, глазами сегодняшнего Олега, а глазами того Олега, что зверски избитый валялся на полу милицейского участка, задыхаясь от бессильной ненависти. Как он мечтал об этой минуте. И вот время пришло.