Много трагических переживаний выпадет на долю высшего русского командования за время этого отступления: сдаются крепости Новогеоргиевск и Ковно, очищаются крепости Ивангород, Гродно и Брест-Литовск, в тылу царит паника. Несколько раз германские клещи готовы были окончательно захватить отходящие русские армии, но в итоге к октябрю месяцу русские армии выходят из грозящего окружения и останавливаются на новой линии, протягивающейся от Риги на Двинск, озеро Порочь и далее на юг на Каменецк-Подольский».
Когда закончится Великое отступление 1915 года, многое российские газеты назовут главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала Михаила Васильевича Алексеева «спасителем Русской армии в Мировой, Отечественной войне».
Один из ближайших помощников и советников Алексеева в кампании второго года войны, генерал Борисов, вспоминал:
«Во время борьбы в Польском мешке в первый раз у меня возник сильный спор с Алексеевым. Я, исходя из опыта бельгийских крепостей и зная крепостное дело из прежней своей службы в Ивангородской крепости, в Генеральном штабе, настаивал на очищении нами не только Ивангорода, Варшавы, но и Новогеоргиевска. Но Алексеев ответил:
— Я не могу взять на себя ответственность бросить крепость, над которой в мирное время так много работали.
Последствия известны. Новогеоргиевск оборонялся не год, не полгода, а всего лишь 4 дня по открытии огня немцами, или 10 дней со дня обложения. 27 июля 1915 г. обложен, а 6 августа пал. Это произвело на Алексеева очень сильное впечатление. Мы были уже в Волковыске. Алексеев вошёл в мою комнату, бросил телеграмму на стол, опустился в кресло со словами:
— Новогеоргиевск сдался.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, потом я сказал:
— Больно и обидно, но ничего на театре не изменяет.
— Алексеев ответил:
— Очень больно для Государя и Народа».
Генерал Алексеев тяжело переживал Горлицкую катастрофу, тем более, что оборонявшиеся здесь русские полки проявили «примерную» стойкость и воинскую доблесть. Это признавал и неприятель, которому каждый шаг во время Горняцкого прорыва давался дорогой ценой. Михаил Васильевич потом скажет:
— Мужество русских бойцов под Горлицей оказалось сломлено не в штыковой атаке, а силой взрывов снарядов тяжёлых крупповских пушек...
Генерал от инфантерии Ф. Ф. Палицын, после Русско-Японской войны бывший начальником Генерального штабе, а с 1915 года — представителем России в союзном военном совете в Париже, писал в своих мемуарах:
«Алексеев чувствует и, скажу, видит, насколько положение наше при отсутствии средств к борьбе хрупко, он видит и необходимый в наших условиях исход. Гуляя вечером между хлебами, мы в разговоре часто к нему подходим и скоро от него отходим, мы как-то боимся своих мыслей...