— Андрей Григорьевич, — крикнул Быч через проход. — Ведь наша столица Екатеринодар? Наш город?
— Мы же кубанцы, — ответил Шкуро, хитро подмигивая. — Для нас — Екатеринодар, для всей Россия — Москва.
Сказал так, чтобы никто не понял, за самостийников он или за единую Россию. Наверное, и те и другие посчитали его союзником.
Поезд пересекал выжженную степь, исцарапанную железом и свинцом, перекопанную разрывами снарядов, окопами, могилами. Изредка попадались еще не убранные полураздетые трупы. Пассажиры-победители видели только праздничное: солнце над Екатеринодаром, офицерские патрули на перронах станций, трехцветные флаги. Захотелось и музыки. Закричали: «Чухлов, гитара с тобой? Давай Вертинского». Капитан, расположившийся в конце вагона, не отказался, тем более что много голосов поддержало любителя модных романсов. Унылые аккорды втиснулись в грохот колес. Капитан подражал известному певцу: картавил и растягивал фразы слезливым тенором:
Темнеет дорога приморского сада
Еще далеко до зари-и
Я очень спокоен, но только не на-адо
При мне о любви-и говорить…
— Под такую песню хоронить, — сказал Шкуро. — Не то что у нас. Верно говорю, Коля?
— Конечно, Андрей Григорьич. Лучше кубанских нет.
— Есть и грустные, но то ж песни. А это разве споешь с казаками? Исполнение имело успех, и капитан запел следующий романс, однако из главного вагона вошел офицер, что-то шепнул капитану, и пение прекратилось. Капитан шепотом передал новость другим соседям. выглянул из соседнего отсека незнакомый подполковник, сказал вполголоса:
— Господин полковник, секретное сообщение. Приказано его довести до офицеров, но официально не объявлять до торжеств по поводу взятия Екатеринодара. Государь император и его семья расстреляны большевиками в Екатеринбурге.
Слева впереди по ходу поезда послышались отдаленные артиллерийские выстрелы — на левом берегу Кубани шел бой. Следом вновь зазвучала гитара, и капитан Чухлов запел, уже не подражая кому-то, а выражая то, что чувствовал сам и его спутники:
Я не знаю, кому и зачем это нужно,
Кто отдал тот приказ недрожавшей рукой,
Чтобы так беспощадно, так зло и не нужно
Их отправили в вечный покой…
III
После праздничных торжеств с речами о заслугах Добрармии и с молебном на соборной площади, после панихиды по убиенному императору Деникин назначил совещание высших чинов и членов Кубанской Рады. Шкуро был приглашен. До назначенного времени оставалось еще часа полтора, и он решил навестить старую знакомую. Сказал адъютанту Кузьменко:
— Пойдем, Коля, до Кати. Небось ждет, если не бежала. Там и твоя рядом.