Шкуро лежал на кровати в сапогах, не раздеваясь, лишь сбросив папаху. Попросил солдата-ординарца пригласить доктора, приехавшего вместе с казаками. Тот вскоре пришел, но в сопровождении английского солдата. С профессором Вербицким Шкуро был знаком.
— Хорошее здесь место, профессор. Я вот смотрю обращение сорок третьего года. Они обещали поселить казаков на восточной территории, в Белоруссии, потом перевезли сюда, бросили. Мне докладывали: шли сто двенадцать эшелонов. Это во время-то войны! Больше двадцати тысяч казаков с семьями. Наши бы бросили и забыли.
— Англичане мне сказали, что теперь с вашими больше сорока тысяч здесь.
— И я при своем слабом здоровье всеми командую. Сапоги снять не могу. Дышать больно.
— Давайте я вас послушаю.
Английский солдат стоял у двери, и на всякий случай Шкуро с Вербицким говорили шепотом.
— Кто сюда приехал и куда их поселяют? — спросил Шкуро.
— Были все. Краснов. Доманов и сейчас здесь. Ничего у нас с вами не получается, Андрей Григорьевич. К здоровью не могу найти претензий.
— На горилке вырос. И выходит мне хана, профессор.
Вербицкий сочувственно попрощался и вышел. Через некоторое время в сопровождении солдат вошел английский полковник Брайарт. Он говорил по-русски.
— Что мне ждать, полковник? — спросил Шкуро.
— Завтра вас арестуют.
— Власова арестовали?
— Еще двенадцатого мая?
— Его расстреляли?
— Будут судить.
— Конечно, надо помучить. Господин полковник, у меня к вам просьба. Расстреляйте меня немедленно! Прямо здесь. Прошу вас.
— На это я не имею права. Сейчас вы еще свободны, но из лагеря выхода нет.
— Выхода нет вообще, — повторил Шкуро, когда англичанин вышел. Да, но сегодня он еще свободен и может пойти к друзьям на застолье. Генералы Доманов и Саломахин с женами ждали его в своих номерах, в гостинице «Золотая рыбка». Шкуро явился, когда только что начали пить, и Доманов пришел в обычное для этого момента умиленно слезливое состояние. Наполовину облысевшая потная голова с растрепанными остатками волос, мятая гимнастерка с расстегнутым воротом и восторженные воспоминания:
— Пей, Андрей Григорьич! Я же рядом с тобой в Пятигорске стоял. Как ты не помнишь. И еще один генерал с тобой был. Я и подходил к тебе… А потом, когда красные пришли, я их охмурил. Глубоко залег, в партию вступил. В сорок втором меня назначили комиссаром подполья, когда альпийские стрелки подходили. Пришли — я сразу к ним. Все НКВД как на ладони. Это было… Как это?.. Звездный час…
— Пятигорск веселый город, — вспоминал Шкуро, закусывая свежей рыбой.
Жена Доманова Валя останавливала мужа: