– Ну, правила вы знаете.
Женщина дала Эмме халат, подождала, пока та обработает руки антисептиком, и, нажав на кнопку, открыла двустворчатую дверь.
Комната Тодда была пятой по правой стороне и рассчитана на двоих, но вторая кровать пустовала. Идя по коридору, Эмма избегала смотреть в другие палаты, зная, что везде только одно – горе и болезни. Она заметила, что посетители старались вжаться в стены, держались неуверенно и сконфуженно, тогда как пациенты выглядели практически одинаково. Словно, облачившись в халаты, люди теряли индивидуальность и отличались друг от друга лишь тем, открыты ли у них глаза.
Сестра в зеленом хирургическом костюме прошла мимо и улыбнулась. Эмма остановилась.
– У него были посетители? – спросила она.
– По-моему, нет.
Женщина вернулась назад и заглянула в листок, висевший на крючке у палаты.
– Нет, – сказала она. – Похоже, к нему ходите только вы.
Эмму охватила злость. Понятно, почему матери нет рядом с Тоддом – даже если она получила голосовое сообщение от Эммы, она живет слишком далеко и не сможет добраться быстро, а Клэр, скорее всего, понятия не имеет, что случилось с братом. Но где Гвен? В конце концов, она его невеста, ну, по крайней мере, была ей. Это Гвен должна сидеть у постели Тодда, а не она.
Я знала, что моя неприязнь к ней не беспричинна.
Зайдя в палату, Эмма ощутила запах антисептика. Свет был приглушен, а телевизор выключен. Помимо сломанной ноги, порезов на лице и вывихнутого плеча, Тодд получил небольшое сотрясение мозга. Признаков необратимых повреждений не было, но врач сказал, что внешних раздражителей должно быть как можно меньше, пока он полностью не выздоровеет.
Одеяло вокруг Тодда было аккуратно подоткнуто, дышал он ровно, и это успокаивало. Эмма пододвинула стул и села. Она не хотела его будить. Ей было достаточно просто тихо посидеть здесь, зная, что с Тоддом все в порядке. А после всех откровений, свалившихся на нее за последние несколько часов, ей нужно было просто посидеть и подумать. И столько всего требовалось обмозговать.
Почему?
Этот вопрос она задавала себе со вчерашнего дня и по-прежнему не знала на него ответа. Почему человек, который фактически руководил гостиницей почти двадцать лет, вдруг решил ее уничтожить? Все это время Эмма винила себя в проблемах «Спирит Инн», а Клифтон из кожи вон лез, чтобы подорвать ее веру в себя. Если бы он по-настоящему воткнул ей нож в спину, вряд ли было бы больнее. Какой же наивной она была, что не подозревала его, и какой дурой.
Возможно, я это заслужила.
И дело было не только в продуктах. Среди того, что упало с потолка, она обнаружила второй комплект бухгалтерских книг, из которых явствовало, что он обворовывал гостиницу на протяжении нескольких лет. Даже если бы ей удалось убедить банк пересмотреть требование о погашении задолженности, платить было нечем. В лучшем случае она могла бы продать гостиницу и уехать.