В центре памятника находится его курган, представляющий Олимп, конечную вершину не. ба, возвышающуюся над господствующими планетами более низких сфер. Где-то в этой груде битого известняка, возможно, довольно высоко, и похоронен Антиох. Однако там остались только его кости[57].
Помня, что писал Беннетт о Сарманском братстве, а также о том, что название последнего означает: оно является «главным кладезем традиции», названной «неувядаемой философией», передающейся из поколения в поколение «посвященными», — теперь я мог понять, что Антиох подходит под это описание. Мало того, он претендовал на происхождение от персидских царей и был выходцем в действительности из настолько «знатной семьи или расы», что владел «фамильной ценностью», а именно: вечной философией. Глядя вновь на Гороскоп Льва с его датой — 6 июля 62 года до н. э., я теперь нашел что-то еще, похожее на решающий довод в пользу связи между Коммагеном и Сарманским братством Гурджиева. В тот день солнце, находящееся в центре созвездия Рака, оказывается под сонмом звезд, хорошо известном как «Улей». Поскольку слово «сарман» («сармунг» на армянском диалекте Гурджиева) означает одновременно «те, кто хранит доктрины Зороастра», и «Пчела» на староперсидском, то совершенно ясно, что в 62 году до н. э. «Ульем» — местом, где собирались пчелы, был Коммаген.
Представляется, что 6 июля того же года при дворе Антиоха в Коммагене собралась группа «мудрецов», или волхвов. Им предстояло многое обсудить, в том числе и реальную угрозу, которую для зороастрийского учения представляло упорное продвижение римлян в Анатолию и Месопотамию. На том собрании, кроме Антиоха, вполне могли присутствовать и цари соседних стран. Антиоха же, полагаю, избрали и короновали как лидера братства, представлявшего собой нечто вроде масонского общества. На это, а не на «подтверждение» Помпеем указывает, считаю я, Гороскоп Льва. Ему было поручено хранить зороастрийскую традицию, показывая ее связи с греческим и, следовательно, римским пантеоном. Так он дал богам двойные — греческие и персидские — имена и создал любопытный синкретизм, ставший государственной религией Комма-гена. Таким образом, надеялся он, даже если римляне завоюют Месопотамию, то позволят народу свободно исповедовать религию, которая не покажется им слишком чуждой. На деле римляне сами обратились в эту новую религию, — с незначительными изменениями — получившую название «митраизм» и распространившуюся по всей империи вплоть до Германии и Британии. Насколько хорошо они понимали ее эзотерическое значение — это, конечно, вопрос открытый, но она придала моральную силу римским легионам и в каком-то смысле подготовила почву для большего откровения христианства.