— Я оставлю вас наедине, — пробормотал Рэмси, начиная закрывать за собой дверь.
— Пожалуйста, нет, — сказал Эдвард.
— Я отключил камеры слежения.
— Я хочу вернуться в свою камеру! — завопил Эдвард, но дверь уже была закрыта и заперта.
Шелби замерла там, где остановилась. Ее голова и глаза были опущены, и она что-то поправляла у себя на груди, ее футболка и джинсы были выстиранными, но видно, что заношенными. Единственная дорогая вещь, которая была на ней — с металлическим носком кожаные высокие сапоги. Кроме этого, весь ее гардероб был куплен в Таргете на распродажах. Опять же, когда ты всю жизнь работаешь с лошадьми, особенно с жеребцами, главное правило — все, что ты носишь в течение дня придется стирать вечером, ноги же самая уязвимая часть человеческого тела, так как лошади имеют копыты.
— Что? — Эдвард попытался откинуться на спинку стула, но черт возьми, эта штуковина имела такую же гибкость и комфорт, как цементная стена. — Ну?
Голос Шелби был мягким, хотя все ее тело от работы было упругим и закаленным.
— Я просто хотела удостовериться, в порядке ли вы.
— Я в порядке. Здесь каждый день как Рождество. Теперь, если ты меня извинишь…
— Наб порезал морду вчера вечером. В середине грозы. Я не смогла достаточно быстро накинуть на него капор.
В тишине, которая последовала, Эдвард вспомнил, что только неделю или около того, Шелби появилась на пороге его коттеджа в конюшнях Red & Black, где она теперь постоянно жила. У нее ничего не было, кроме старого грузовичка и указаний от умершего отца, найти работу у Эдварда Болдвейна. Первый не представлял из себя ничего особенного, всего лишь четыре шины и ржавый корпус. Но вторым был долг, и он касался непосредственно чести Эдварда: все, что он знал о лошадях, он узнал от ее гениального отца-алкоголика. И что вы думаете… Все, что Шелби знала о лошадях и алкоголиках, безусловно, дали ей фору в общении с Эдвардом.
— Мой жеребец идиот, — пробормотал он. Потом подумал: «Впрочем, как и его владелец».
— Мо и ты пригласили ветеринара?
— Пятнадцать стежков. Я обшиваю его стойло. Он всегда был таким?
— Горячая голова с сумасшедшим нравом, впадает в высокомерие и панику. Поэтому и может ранить себя. Да, и с возрастом становится только хуже.
При таком сочетании, возможно, он и его жеребец могли бы получить здесь соседние камеры. Он, конечно, был бы признателен иметь такую компанию, и многолетние весенние грозы здесь труднее расслышать через бетонные стены тюрьмы.
— С новыми жеребятами все в порядке, — пробормотала Шелби. — Они любят луга. Мы с Мо переводим их с пастбища на пастбище.