— Почему мы в жизни всегда что-нибудь должны? Должны подчинять себя чему-то… учению, мужу, детям?..
Я ответил менторски, как и подобает преподавателю:
— Если мы все будем делать только то, что нам хочется…
— Да. Но почему в сегодняшней жизни глагол studeo[6] требует дательного падежа?
— А чем бы вы хотели заниматься, София?
— Если бы я знала… если бы я это знала.
И она задумалась, глядя в сторону на какой-то невидимый мне предмет, — мы оба забыли и книги и тетради. Но случалось и так: София входила в кабинет сосредоточенная, явно сознающая свои обязанности ученицы, уверенно знающая все, абсолютно все, даже незначительные мелочи, что меня сражало. Упражнения были выполнены безупречно, без единой ошибки, все предыдущие уроки выучены. Тогда я предлагал ей переводы с листа. И София, после некоторого колебания и подсказанных мною значений двух-трех слов, переводила просто-таки хорошо. Однако на следующем же уроке путала все ужасающим образом. Естественно, меня это в конце концов вывело из себя:
— София, оставьте ваши шутки! Вы же все это знаете. Вам просто не хочется шевелить языком. Вы смеетесь надо мной.
— Смеюсь над вами? Какая нелепость! Сделайте одолжение, доктор, пожалуйста… Ведь нет же правил без исключения. Только так это можно понять. Иногда совершенно необходимо, чтобы я ничего не знала! И тогда я не знаю, не знаю, не знаю. Не просите у меня объяснений. Я не знаю!
И она вышла из кабинета, возможно, чтобы не расплакаться при мне. Тут же вошла мадам, точно стояла и подслушивала под дверью. Ни о чем не спрашивая, она попросила извинить Софию.
— Извинить? Да что вы, сеньора! София сегодня просто не в духе.
— О, она очень часто не в духе. Сколько же с ней нужно терпения!
Устыдившись, я собрал свои бумаги, положил их в папку — папку, которую буду так ненавидеть, — и вышел.
Спустя какое-то время София неожиданно пришла ко мне в пансион. О ее приходе, не очень любезно, сообщил мне сеньор Машадо, явно встревоженный возможным любовным приключением.
— Здесь одна сеньора вас разыскивает. Дочь доктора Моуры, моего большого друга и очень хорошего человека. Но, сеньор доктор… вы ведь знаете, что в моем доме…
— Ни слова больше, сеньор Машадо. Что же, в ваш дом не может прийти женщина? Здесь что, монастырь?
— Нет, сеньор доктор, вы же знаете, что не монастырь.
— Тогда… что же, присутствие женщины делает этот ваш дом домом терпимости? Так, что ли?
— Господи Иисусе, что он говорит, что он говорит! — И он бросился прочь, схватившись за голову.
Нет. Отсюда нужно уходить. Но куда?
Красивая, эффектная София ждала меня в столовой.