В воспоминаниях эмигрантов первой волны не редко можно в той или иной форме прочесть о том, как они, русские рассеяния, безошибочно узнавали друг друга в толпе иностранцев, узнавали просто по тому, что они оба русские. Весной 2014 года тысячи русских людей, впервые в жизни увидят на экранах русского главнокомандующего, и все другие вопросы решаться для них сами собой. А жизнь ему доверили, действительно, тысячи человек — объяснить словами этого я не могу, это не объясняют, этим живут, и ополчение жило этим. Жило и побеждало, побеждало уже самим фактом своего бытия, даже когда смертельная удавка осады сжалась до предела, и измена и подлость в Донецке превысили все пределы, когда спешно собранные колонны машин с потушенными фарами двинулись сквозь ночь к Краматорску — даже и тогда ополчение осталось непобежденным. Подвиг солдат, особенно когда это подвиг добровольцев, людей не связанных присягой и воинской повинностью, людей, над которыми не довлеет никакая государственная машина, требующая от своих граждан исполнения воинского долга — такой подвиг лучшая оценка личности командира. И Игорь Иванович Стрелков прошел эту жесточайшую проверку блестяще.
Разгружаемся в каком-то дворе, берем вещи с собой и идем к зданию штаба. Там нас встречает «Прапор». Короткое знакомство, утвердившееся его фразой: «а, дроздовцы!…» Таких почестей я, пожалуй, не ожидал… Нас временно отправляют в общий пункт для новоприбывших. Он располагается в недостроенной многоэтажке, точнее, в ее подвале. Когда спустились вниз, признаться, немного взяло уныние, особенно от перспективы провести здесь несколько дней, пока решат, куда тебя отправить. В очередной раз пишем биографии. Много курим (спасибо «Хмурому» за мальбору). Но, к счастью для нашей группы, все оказывается проще: мы сидим в подземелье не больше пары часов, нас вызывают «к «Первому»». И вот мы снова у штаба, но уже во внутреннем дворе. Просят подождать, когда «Первый» освободится. Медленно идут тугие, резиновые минуты, не верится… Во время ожидания издалека видим Пономарева, находящегося под домашним арестом. Впрочем, его фигура воспринимается не более, как антураж, на него уже никто всерьез не обращает внимания в эти дни.
Проходит минут двадцать, может, больше, и из здания штаба появляется человек, которого до этого мы все, кроме Председателя, видели только в сводках с фронта… Короткая команда Игоря Борнеовина: «В одну шеренгу!…» Бесхитростные уставные приветствия, заканчивающиеся улыбкой Стрелкова и его дружеским рукопожатием с Председателем. Чувствуется, что оба они с облегчением вздохнули: группа дошла до Славянска и дошла без потерь. Дружеское рукопожатие и приглашение вечером на чай — пустые в сущности формальности, когда человек, прекрасно понимающий, что никакого вечернего чая устроить не удастся, все же приглашает своего друга… приглашает, искренне того желая, на полсекунды забыв про то, что происходит вокруг.