украинским флагом, конечно), за ней танк, потом «Урал» и следом УАЗ-буханка.
Объяснять нам, что основная трасса, связывающая нас с «большой землей», в руках врага, было бы излишне. Я беру в руки телефон и набираю «Скобаря», благо он каждый день бывает на заседаниях штаба, а с нашей связью в штаб такую мелочь, как закрытие противником основной магистрали, могут и не сообщить. Дозваниваюсь и докладываю, «Скобарь» обещает доложить. Перезванивает через какое-то время и немного смущенно просит меня не беспокоиться, что вопрос уже давно решен, противника нет, трасса чиста и вообще все хорошо. Меня начинают грызть дурные предчувствия. Как потом оказалось, «Скобарь» не придумал ничего лучше, чем подойти к нашему комбату Кононову и доложить переданную мной информацию ему. Вообще это было, конечно, логично, но не в случае с Кононовым. Сей Наполеон после услышанного стал кричать «Скобарю» следующее: «Твой Печора трус и паникер, все под Иловайском в порядке, больше его слушай!!» и т. д. В тот же день на трассе попала в плен машина, в которой за БК ехал комендант города и несколько сопровождавших его ребят. Военкор Юрий Юрченко, попал в плен, кажется, там же.
Общая ситуация была вообще неуютной, где-то недалеко весь день гудела какая-то украинская техника, в какой-то момент гул стал нарастать, ситуация напоминала первый бой в Николаевке. Я стоял в проулке со взведенным гранатометом на плече, уныло оглядывая близлежащий пейзаж, и все более убеждался в полном отсутствии хоть каких-то ям и канав, в которых можно было бы укрыться от огня. Но через несколько минут гул стих, техника так и не появилась. В итоге мы отодвинули позиции вглубь частного сектора, но, когда стемнело, ко мне подошел «Партизан» и начал непростой разговор. Дело в том, что часть нашей группы состояла из необстрелянных новобранцев и «Партизан» боялся, что в случае удара они просто побегут, устроив панику. Его мысль была простой: увести новобранцев в тыл и оставить только проверенных уже бойцов, так сократив численность, мы бы повысили качество обороны. Он понимал, что по большому счету — это нарушение приказа, и поэтому он обратился ко мне, как к заму командира роты. Я согласился с планом, ночью мы выдвинулись к зданию, принадлежавшему до войны охране железной дороги, у нас его называли ВОХРой, до Шахтерска там базировался взвод разведки «Мебельщика». Собравшись, колонна выдвинулась по ночным улицам частного сектора, все кругом молчало, редко залает собака и быстро замолчит, такое время. На небе ярким фонарем светила луна, более неподходящего времени для ночных маневров было не придумать, но что делать. Все ждали, что упакованные «ночниками» украинцы нанесут ночной удар, используя технический перевес, но те, как всегда не стали, а мы благополучно провели маневр и вернулись на позиции. Мне хорошо запомнился тот образ, что я увидел у здания охраны. В черной южной ночи тускло мерцали красными углями пятна тлеющей травы, загоревшейся от обстрелов. Мы с «Партизаном» проехали еще до блокпоста, над нами густо висела тревожная ночь, вокруг блокпоста та же карти-на догорающих пожаров, комвзвод «Грек» уже ранен, его заменил «Русич», он встречает нас из ночной тьмы, с характерной улыбкой, скоро прощаемся и уезжаем, покидая кажущийся спящим блокпост.