– Нет, – качнул головой адъютант. – Но я пущу по вашему следу виверн. Конечно, я очень огорчусь, если от вашей прелести не останется ни кусочка, – я поежилась, вспомнив зубастые пасти, – но мой господин не будет в претензии. Как-никак вы станете его седьмой женой.
– Седьмой! – Я не удержалась от возгласа и округлила глаза. – Ваш господин многоженец?
– Отнюдь, фройлен. Мой господин шестикратно вдовец. Мне грустно осознавать, что вы станете седьмой.
По спине потянуло холодком. Я сжала пальцами воротник и насупилась:
– Считаете, я тоже погибну?
– Почти уверен в этом, – с сожалением вздохнул Ганс. – И его сиятельство тоже так считает, поэтому не хочет тратиться на очередную бесполезную свадьбу.
– Так и не женился бы!
– К сожалению, это невозможно, фройлен. Генерал Фессалии должен быть женат, того требует занимаемый им пост. Или, по крайней мере, должен носить траур не менее года. Ко всему прочему ему предсказали, что проклятие снимет ночь, проведенная с последней наследницей знатного, но обедневшего рода, которая полюбит его всем сердцем.
– Как романтично, – пробормотала я, хотя восторгаться совершенно не хотелось. – И что же случилось с предыдущими женами? Они погибли?
– Не совсем так, – мягко возразил Ганс и взял меня под локоть, словно предупреждая попытку к бегству. – Они окаменели в течение суток после первой брачной ночи. С кем-то это случается раньше, с кем-то позже. Но никто не избежал ужасной участи. – Адъютант вздохнул и задумчиво добавил: – Возможно, по сравнению с этим быть проглоченной виверной не так уж плохо? Правда, в случае вашей гибели до свадьбы мачеха не получит поместье.
– Почему так? – спросила я.
– Фрау Кёне – ваша опекунша, – терпеливо пояснил Ганс. – Она отвечает за ваше здоровье и жизнь, и в случае вашей гибели, а именно: падение с лошади, отравление, пожирание вивернами и так далее – ее арестуют по подозрению в убийстве из корысти, а поместье отойдет короне и государству. В случае же заключения брачного контракта с его сиятельством с вашей мачехи снимается ответственность, и она становится управляющей поместья, а после вашей смерти – полноправной владелицей.
– А как же генерал? Разве его не арестуют по обвинению в умышленном убийстве?
Ганс снова улыбнулся очаровывающей улыбкой и мягко ответил:
– Нет. Потому что родовые проклятия не подпадают под юрисдикцию.
Он заглянул мне в глаза, будто ища поддержки, но отвечать не хотелось. Я вспомнила холодный голос генерала, вспомнила его сильные руки, тяжелый взгляд, пронизывающий даже через очки. Такой не отступится, не даст ни малейшего шанса. Что тогда остается мне?