— Ой, — спохватывается мама, — а как же Лариса?
Мы обе бросаемся к «окну». Мама высовывается наружу, пытаясь дотянуться взглядом до конца состава. Я тоже выглядываю из-за ее спины. Но… то ли ветер бьет в глаза, выжимая слезы, то ли поезд изгибается так, что не видно последнего вагона, то ли Лариса Андреевна не догадывается взглянуть в нашу сторону, только мы ничего не видим, кроме ровного ряда товарных вагонов, сливающихся в одну сплошную линию.
«Тук-тук, тук-тук», — стучат колеса.
«Ух-ух, ух-ух», — отзывается лес.
«У-у-у!» — время от времени выпускает из себя паровоз.
И мне кажется, что это какой-то зверь трубит в лесу. Может быть, лось. А может, и медведь. Надвигается ночь. Мы едем, едем, едем…
Мы едем, едем, едем
В далекие края,
Веселые соседи,
Счастливые друзья.
Нам весело живется,
Мы песенку поем,
А в песенке поется
О том, как мы живем.
Тра-та-та,
Тра-та-та,
Мы везем с собой кота,
Курицу, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая,
Вот компания какая!..
Мы поставили стулья рядком, накрыли одеялом — получился поезд. Посадили под стулья плюшевого Мишку, Зайца с оборванным ухом, куклу Петю — весьма упитанного мальчика с малиновыми щеками и ямочками на твердых ручках и ножках, — вот вам и пассажиры.
А потом залезли сами. Люська — кондуктор. Я — машинист.
— У-у-у! — загудела я в бабушкину кастрюлю.
Люська раздала всем билеты и тут же стала проверять.
— Ваш билет, пассажир? — с важностью говорила она.
— Пожалуйста, — отвечал упитанный мальчик Петя Люськиным голосом.
А Заяц оказался без билета.
— Платите штраф! — заявила Люська.
— У меня нет денег, — пропищал Заяц.
— Тогда я вас сейчас высажу. Товарищ машинист, остановите поезд.
Но я, как назло, никак не могла оторвать от лица кастрюлю, которая прямо-таки присосалась ко мне, и потому продолжала гудеть. Я даже подумала: а вдруг теперь так и буду всегда жить с кастрюлей на лице? — и сразу взмокла от страха.
Но Люська не поняла моего положения и рассердилась.
— Ты почему не останавливаешься? Оглохла, что ли?! — закричала она.
А я все гудела.
— Я так больше не играю, — обиделась Люська, — и вообще, здесь задохнуться можно. — Она приподняла одеяло и высунула голову наружу.
А я все гудела.
— Да перестань же наконец! — И Люська дернула меня за рукав.
И тут вдруг кастрюля взяла да и отвалилась.
— Представляешь, я не могла отлепить кастрюлю, — пожаловалась я.
— Вранье! — отрезала Люська и отвернулась.
— Ну знаешь… — Я тоже рассердилась, лицо у меня горело, а перед глазами плыли радужные круги. — Если на то пошло, я вообще могла задохнуться. Не веришь?! — закричала я. — Попробуй-ка сама. — И я стала совать ей в нос кастрюлю.