– Переверни!
– Ну что ты стоишь?
– У тебя есть сердце?
– Нет! У него в груди – кактус!
Мне не хотелось прерывать процедуру. Ведь её назначили папе для того, чтобы он избавился от мускульного голодания. Но всё-таки я перевернул все часы, в которых только начали пересыпаться вниз очередные десять минут, и папа первым весело закричал:
– Тётя Глаша! Приехали!.. Спрячься! – велел он мне.
Я зашёл за перегородку и стал оттуда наблюдать. Сестра тётя Глаша проверила часы и приборы и подозрительно сказала:
– Чтой-то вы сегодня быстро проехали?
– Мы помолодели на полчаса, – сказал папа, и я понял, почему эти кабины называют машинами времени.
Тётя Глаша стала открывать ключом дверцы, а я незаметно выбежал на пляж.
Папу после процедуры пошатывало.
– Ломит каждую косточку… Каждая жилка саднит… Вот как приходится расплачиваться за умственный труд! – сказал он и попросил завтра тоже незаметно прийти сюда в это же время и сократить его мучения на десять минут.
– Но это же значит, что я буду тебе вредить! – сказал я и отказался.
Но папа, пристально глядя мне в глаза, спросил:
– Ты помнишь, как ровно год тому назад я спас тебя от ложки касторки и выплеснул её в окно?
– Помню, – сказал я.
– Я надеюсь, что у тебя хватит благородства быть мне благодарным за это! Я иду в душ, потом на динамометр, потом на прыгалку. Передай привет маме и Кышу! Но маме о машине – ни слова! Ясно?
Я стоял и раздумывал: сократить мне завтра на десять минут папины мучения или не сократить, а также сказать ли про всё это маме.
– Молодой человек! Что вы делаете на лечебном пляже? – вдруг спросил меня Корней Викентич. – Отвечайте быстро и, по возможности, правдиво!
– Думаю: почему вы так мучаете моего папу? – ответил я.
Корней Викентич поднял брови и хотел меня отчитать, но вдруг закричал:
– Ёшкин! Ёшкин! Как вы смеете дестерилизовать пляж?
Он побежал по камешкам к берегу, и я увидел Федю, только что вышедшего из воды. Он стоял в обнимку с моим знакомым беспризорным псом шоколадной масти. Пёс, положив передние лапы на Федины плечи, вилял хвостом.
– Пожалуйста, немедленно уведите собаку с пляжа! – распорядился Корней Викентич.
– Доктор, это моя собака! – сказал Федя.
– Неправда! Я эту собаку знаю три года. Это бездомная собака.
– Доктор! Собака эта правда моя. Была ничья, а теперь моя. Я её с собой на Север возьму. Моё слово – алмаз! Верь мне, пёс, обиженный людьми, я тебя возьму с собой! И звать тебя буду Нордом! – объявил Федя.
Пёс норовил лизнуть его в нос. А Корней Викентич, переменив тон, очень ласково сказал:
– Дорогой Ёшкин! Жму вашу руку! Ваше намерение благородно! Собака прекрасна! Она вам будет служить верой и правдой. Но если, голубчик, ещё раз я увижу её на пляже… вы получите строгий выговор с занесением в историю болезни. Вам ясно, милый вы мой?