– Если бы! Если бы! Не было никакого «если бы». Было радио.
– Постой. Так ты с этим носился шесть лет и даже не пикнул?
– А что мне было «пикать»? Я думал, это и так ясно.
– Ясно? Черное небо! Что ты плетешь, человече?! Опомнись! Если бы ты это сказал раньше, каждый бы решил, что ты рехнулся. А когда у Эннессона расфокусировался пучок, то это тоже ты? Да?
– Нет. Он… Ведь расфокусировка случается…
– Я знаю. Все знаю. Не меньше тебя. Эл, я не успокоюсь, пока ты не скажешь.
– Что?
– Что это только твое воображение. Это же дикая чушь. Ардер сам бы тебе сказал это, если б мог.
– Благодарю.
– Слушай, Эл, я тебе сейчас так врежу…
– Поосторожней. Я посильнее.
– А я злее, понимаешь? Болван!
– Не кричи так. Мы тут не одни.
– Ладно. Все. Но это была чушь или нет?
– Нет.
Олаф так втянул носом воздух, что у него побелели ноздри.
– Почему нет? – спросил он почти нежно.
– Потому что я уже раньше приметил эту… эту жадную лапу Гиммы. Я обязан был предвидеть это и взять Гимму за глотку сразу, а не после того, как я вернулся с известием о гибели Ардера. Я был чересчур мягок. Вот в чем дело.
– Ну ладно. Ладно. Ты был слишком мягок… Да? Нет! Я… Эл! Я не могу. Я уезжаю.
Он вскочил из-за стола. Я тоже.
– Ты что, с ума спятил! – крикнул я. – Он уезжает! Ха! Из-за того, что…
– Да, да. А что, прикажешь слушать твои бредни? И не подумаю. Ардер не отвечал. Так?
– Отстань.
– Не отвечал? Говори.
– Не отвечал.
– У него могла быть утечка?
Я молчал.
– У него могла быть тысяча различных аварий? А может быть, он вошел в зону отражения? Может, в этой зоне погас его сигнал, когда он потерял космическую скорость в завихрениях? Может, над пятном у него размагнитились излучатели, и…
– Довольно!
– Не хочешь признать, что я прав? Стыдись!
– Я же ничего не говорю.
– Ага. Значит, могло все-таки случиться что-нибудь такое, о чем я сказал?
– Могло.
– Тогда почему ты уперся, что это было радио? Радио, и больше ничего, только радио?
– Может, ты и прав… – сказал я. Я вдруг почувствовал страшную усталость, и мне все стало безразлично. – Может, ты и прав, – повторил я. – Радио… просто наиболее правдоподобное объяснение, понимаешь?.. Нет. Пожалуйста, помолчи. Мы и так говорили об этом в десять раз больше, чем надо. Лучше помолчи.
Олаф подошел ко мне.
– Конь… конь несчастный… у тебя слишком много этого добра, ясно?
– Какого еще добра?
– Чувства ответственности. Во всем надо знать меру. Что ты собираешься делать?
– Ты о чем?
– Сам знаешь…
– Не знаю.
– Плохо дело, а?
– Хуже некуда.
– Не поехать ли тебе со мной? Или куда-нибудь одному? Если хочешь, я помогу тебе это устроить. Вещи могу взять я, или ты оставишь их, или…