– Сколько вам лет?
Я объяснил ему, как обстоят дела.
– У вас организм тридцатилетнего мужчины, – сказал он. – Вы гибернезировались?
– Да.
– Долго?
– Год.
– Зачем?
– Мы возвращались на ускорении. Пришлось лечь в воду. Амортизация, понимаете, ну а в воде трудно пролежать целый год, бодрствуя…
– Понятно. Я полагал, что вы гибернезировались дольше. Этот год можете спокойнейшим образом вычесть. Не сорок, а только тридцать девять лет.
– А… рост?
– Это чепуха, Брегг. Сколько у вас было?
– Ускорение? Два g.
– Ну вот, видите! Вы думали, что растете, а? Нет. Не растете. Это просто межпозвоночные диски. Знаете, что это такое?
– Да, это такие хрящи в позвоночнике…
– Вот именно. Они разжимаются сейчас, когда вы освободились из-под этого пресса. Какой у вас рост?
– Когда мы улетали – сто девяносто семь.
– А потом?
– Не знаю. Не измерял; не до этого было, понимаете…
– Сейчас в вас два метра два.
– Хорошенькое дело, – пробормотал я, – и долго еще так протянется?
– Нет. Вероятно, уже все… Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Все кажется легким, да?
– Теперь уже меньше. В Адапте, на Луне, мне дали какие-то пилюли для уменьшения напряжения мышц.
– Вас дегравитировали?
– Да. Первые три дня. Говорили, что это недостаточно после стольких лет, но, с другой стороны, не хотели держать нас после всего этого взаперти…
– Как самочувствие?
– Ну… – начал я неуверенно, – временами… я себе кажусь неандертальцем, которого привезли в город…
– Что вы собираетесь делать?
Я сказал ему о вилле.
– Это, может быть, и не так уж плохо, – сказал он, – но…
– Адапт был бы лучше?
– Я этого не сказал. Вы… а знаете ли, что я вас помню?
– Это невозможно! Ведь вы же не могли…
– Нет. Но я слышал о вас от своего отца. Мне тогда было двенадцать лет.
– О, так это было, очевидно, уже много лет спустя после нашего отлета, – вырвалось у меня, – и нас еще помнили? Странно.
– Не думаю. Странно скорее то, что вас забыли. Ведь вы же знали, как будет выглядеть возвращение, хоть и не могли, конечно, все это себе представить?
– Знал.
– Кто вас ко мне направил?
– Никто. Вернее, Инфор в отеле. А что?
– Занятно, – сказал он. – Дело в том, что я не врач, собственно.
– Как!
– Я не практикую уже сорок лет! Занимаюсь историей космической медицины, потому что это уже история, Брегг, и, кроме как в Адапте, работы для специалистов уже нет.
– Простите, я не знал.
– Чепуха. Скорее я должен вас благодарить. Вы – живой аргумент против утверждений школы Милльмана, считающей, что увеличенная тяжесть вредно влияет на организм. У вас даже нет расширения левого предсердия, ни следа эмфиземы… и великолепное сердце. Но ведь вы это сами знаете?