Год назад премию «Поэт» присудили Евгению Евтушенко. На церемонию награждения лауреат приехать не смог – тяжело болел. В те дни ему в далёкой Америке ампутировали ногу, и казалось, что Евтушенко уже не оправится – шутка ли, восемьдесят лет… И церемония заочного награждения в Политехническом музее превратилась в вечер памяти. В вечер памяти ушедших друзей-сверстников Евтушенко и его самого, уходящего.
Но вот минул год, и Евгений Александрович вернулся. Бодрый, торопливый, даже как будто помолодевший по сравнению с прошлыми приездами. И второй месяц колесит по России, читает стихи, даёт интервью, подписывает книги.
Наблюдая за ним, пожалуй, последним из могикан-шестидесятников (кое-кто ещё жив, но стихов не пишет, занимается другими делами), я думаю о нынешних поколениях поэтов. Они появляются, эти поколения, появляются и растворяются в серой реальности.
Я не раз писал о том, что часто спрашиваю литературных специалистов, как у нас с поэтами. «Есть?» И специалисты отвечают: «Есть, конечно!» А начинаешь добиваться имён, они тускнеют: «Ярких имён нет. Но общий уровень поэзии высок».
Да, общий уровень высок. Откровенной графомании почти не встречается. Почти в каждом прочитанном мной не только в литературных журналах, но и в интернете стихотворении заметен талант автора. Стараешься запомнить фамилию, найти другие произведения. Находишь, читаешь ещё одну подборку, ещё одну, ещё… Талант по-прежнему заметен, но вспышки нет. Ровная талантливость, высокий уровень, напоминающий плоскогорье.
В начале нулевых появилось несколько очень сильных и совсем молодых поэтов. Имена называть не буду, я называл их не раз. От них многого ждали. Но прошло больше десяти лет, нынче им уже за тридцать, и они продолжают пребывать на поле литературы. В прямом смысле пребывать, находиться, стабильно выдавая порции по-прежнему хороших, иногда сильных стихотворений. Не больше.
Поколение Евтушенко появилось в пятидесятых. Ворвалось в литературу и в жизнь. Сам Евтушенко, самый ранний из этого поколения, успел пропеть гимны Сталину, и именно пропеть, искренне и горячо. Потом так же искренне и горячо он пел гимны новому времени, оттепели, свободе, великим стройкам… Ему вторили не только Вознесенский, Рождественский, Окуджава, но и Куняев, Рубцов, Передреев. Рвались в море, на целину, на Братскую ГЭС, на Байконур. Потом уже, когда стало подмораживать и костенеть, когда сами повзрослели, пошли разными дорогами.
Но хор был, общая нота звучала, и достигала чуть ли не каждого уха в СССР.
Сегодня часто вспоминают о той моде на поэзию, о стадионах, забитых слушателями, о поэтах-эстрадниках… Говорят, что такое не повторится. Скорбно качают головами.