Рассказ наверняка не расположил тогдашних читателей на благостные мысли (многие, уверен, грустно порадовались: «хорошо, что не поругались»), кто-то позавидовал жене Сергея, что муж решился на такой подарок. А нам «Сапожки» показали один из штришков бытования тогдашних рабочих людей. Не начальников, но и не филонов каких-нибудь.
Глянем, кстати, что там в том же номере «Литературной России», где и шукшинские «Сапожки». Передовица украшена графикой архангельских пейзажей и сообщением, что в Архангельске прошло выездное заседание секретариата Союза писателей РСФСР; на второй – пятой полосах отчёт об этом мероприятии; есть в номере статья к столетию Чапыгина, воспоминания Галины Серебряковой о Дмитрии Ульянове, Шалве Элиаве, Эдуарде Багрицком; есть статья о народном художнике СССР Евсее Моисеенко, авторе десятков картин о революции… В целом довольно бодрый номер газеты, а посреди него – «Сапожки».
Верится, что Клава не заругалась бы, если бы муж купил что-то дорогое не ей, а себе. Даже вроде бы бесполезное, как столяр Андрей Ерин из рассказа «Микроскоп». Там всё очень печально закончилось… И главное, никто из персонажей не может понять: зачем это столяру микроскоп?! Может быть, Клава из «Сапожек» поняла бы…
Забегу, пока есть повод, вперёд и приведу фрагмент очень официальной статьи Фёдора Левина «Проблемы действительные и мнимые» («ЛР», 1972, 7 апреля), опубликованной в рамках очередной дискуссии о проблемах прозы о рабочем классе.
«Стало уже общим местом утверждение, что тема современного советского рабочего класса 50 – 60-х годов ещё не нашла достойного воплощения в художественной литературе, – пишет Левин. – Об этом то и дело говорят критики и сами писатели. Вместе с тем мы наблюдаем обилие талантливых романов, повестей, рассказов, посвящённых деревне. Какое множество отличных писателей появилось в последние десять – пятнадцать лет! Виктор Астафьев и Василий Белов, Виктор Лихоносов и Валентин Распутин, Юрий Галкин и Евгений Носов, Василий Шукшин и, конечно, Фёдор Абрамов… Но заметим в скобках, что и они в своих рассказах, повестях, романах ещё не перешли, за редким исключением, границу сороковых годов и новая деревня, которая индустриализуется всё ускоряющимися темпами, её новые процессы и современный крестьянин, далеко ушедший в своём интеллектуальном развитии от прадедов, дедов и даже отцов, – всё это пока отразилось лишь в газетном и журнальном очерке. «Деревенская» проза, таким образом, не имеет заметного преимущества перед литературой о рабочем классе».
Прервусь, чтобы выразить удивление. Точнее, по крайней мере два удивления. Во-первых, и о рабочем классе и о деревне 50 – 60-х было написано тогдашними писателями очень много. Глянул бы Ф. Левин на отображение этих тем в русской литературе 80 – 90-х годов!.. Но, впрочем, современникам всегда кажется, что они живут в период упадка литературы, а то и вовсе без неё… Второе же удивление такое: чего требовал критик от перечисленных им авторов, когда они практически изначально (кроме, может, первых лет занятия писательством) встали против той самой индустриализации деревни, пытались сберечь традиции, уклад прадедов и дедов. Отдав дань этой самой индустриализации (Распутин, Белов, отчасти и Шукшин), поподражав Шишкову (Астафьев), к началу 70-х эти писатели заняли определённую позицию. И призывать их воспевать «новую деревню» было уже поздно.